Неудобные люди

Дверь в кабинет, где старая знакомая сейчас вела урок, выглядела тяжелее, злее, чем остальные двери. Настя с силой, выплеснув огромный внутренний импульс, потянула ее на себя, и, казалось, та открывалась по крайней мере одну вечность, тянулась, делила расстояние на отрезки, но не могла распахнуться окончательно – настолько Настя не хотела, боялась туда заходить.

– Динара Саидовна, извините, пожалуйста, можно мне ненадолго Диму Спиридонова забрать?

Динара, проходящая в этот момент между рядами, застыла и только одной головой, шарнирной шеей повернулась к Насте.

– Зачем?

– Мне так, на минуточку. По учебному вопросу.

Настя стояла в коридоре, только заглядывая в небольшое дверное пространство, но ей казалось, что она покраснела и загорелась вся, и особенно пекло почему-то затылок.

– Учебные вопросы как раз решаются сейчас – у нас на уроке. А вы можете поговорить с Димой после. Осталось, – Динара повернула голову на застывшем теле к настенным часам: – Двадцать пять минут. Катится колобок, а навстречу ему… – медленно начала она, проходя дальше, и отвлекшиеся ученики вернулись к своему странному занятию, погружая руки в какой-то песок.

Настя толкнула дверь. Закрылась та быстрее и легче, чем открывалась. Кожа гудела, но на этот раз от Настиной злости, от бессилия и злости. Пошла к себе – недолгий путь, пара дверей и поворот. Здание небольшое. Нужно было собираться и выезжать. Крис, наверное, уже заждалась, а еще больше – ее классная.

Задумавшись, Настя застыла в одном рукаве пальто.

– Слушайте, девочки, вы уже знакомы с нашей новенькой по искусству?

– Диана, Динара, как ее там? Эта? Видела в столовой, обменялись парой фраз. Посоветовала ей не брать те пельмени, – ответила Наташа. – Склизкие такие. А что?

– Я тоже видела, – пропиликала Оля, с вечно изменяющимся от ситуации к ситуации голосом. – Но мы не общались.

– И как она вам?

– Вроде бы хорошенькая, – улыбнулась Оля.

– Она не показалась вам… мм, резкой… надменной?

– Нет.

– Да нет.

– Знает себе цену, – добавила Наташа. – Это хорошо.

– Да уж, – тихо хмыкнула Настя. – Цену себе знает.

Довлезла в пальто и закинула на плечо сумку. До конца урока оставалось еще время, но она хотела попрощаться с коллегами пораньше, пока те не начали снова выспрашивать: Ой, а куда едешь, куда отпрашивалась? Да ладно, у дочки проблемы с учебой? Мы помним ее во-от так-оой – и смаковать.

Настя попрощалась и снова пошла к кабинету Динары. Пару минут. Присела на ободранный стул рядом.

Звонок прозвенел, скоро послышалось шебуршание, еще через минуты две дети – видно, долго собирались, – вышли из класса. Среди них – Дима. Увидев ее, он слегка улыбнулся, и его бледное лицо даже приняло чуть теплый оттенок. Но улыбку быстро унесло. Он подошел.

– Здравствуйте, – негромко.

– Привет! – Настя встала. – Слушай, я хотела…

– Ты что, всё это время здесь сидела и ждала? – крикнула Динара, выходя из кабинета.

– Нет, я под дверью лежала, чтобы не пропустить, – Настя, разозлилась.

Динара улыбнулась и завернула за угол вместе с отставшими детьми. Настю проняла легкая дрожь, она стряхнула ее с себя, мотнула головой, и снова – к Диме.

– Слушай, ты что сегодня такой грустный? Что случилось?

Дима был весь из-под сползавших на глаза волос:

– Бабушка болеет. Сильно болеет.

– Оу. Что случилось?

Дима рассказал, как бабушка упала и как ее увезли.

Вчера. Еще не привезли обратно.

Диме говорит Юля. Инсульт. Ин-сульт. Хотя ты и слова такого не знаешь. Собирайся, мы едем в больницу.

Они едут в больницу.

В дороге папа что-то говорит. Давление, «скорая», стационар. Дима слушает пополам. Его внимание пошло рассеиваться, когда он услышал про бабушку. А бабушка – в больнице. Теперь он хочет только увидеть бабушку. И вот едет в больницу.

Он ее видит. Время посещений прошло, но папа договорился. Бабушка лежит в палате с пятью людьми. И все они бабушки. Это тихое больное место. Все молчат и много лежат. К бабушке пустили только на несколько минут. Диме не дают обнять, он может только смотреть, а перед уходом желает выздоровления. Чтобы она выздоравливала и приходила.

Лицо бабушки почему-то перекошено. Как у некоторых детей, которых Дима иногда видит в школе. Рядом с ней капает тихая жидкость из пакетика на ножке, но на такой, большой ножке. Будто кран не закрутили. Дима думает, что не хотел бы оказаться здесь. И сейчас здесь быть не хочет.

Но бабушка. Бабушка. Выздоравливай, бабуля!

Он всё-таки подбегает к бабушке и обнимает. Бабушка ойкает и тяжело дышит. Не двигается. Бабушка. Бабушка!

* * *

Текли срединные мартовские будни. Хоть солнца еще не хватало для растопки ледяных залежей, его однозначно стало больше. Мира стало больше вокруг, и это чувствовалось во всем.