Невероятные женщины, которые изменили искусство и историю

Отто Модерзону иногда отводят роль негодяя в истории его жены-художницы, однако он любил ее и восхищался ею. У нее (как и у него) была личная мастерская близ их дома в Ворпсведе, где она работала с девяти утра до семи вечера с двухчасовым перерывом в полдень для семейного обеда, приготовленного кухаркой. У нее было больше поддержки, чем у большинства женщин-художниц в любые времена. Но даже с этой поддержкой и с ежегодными поездками в Париж ей приходилось нелегко. Сельская художественная колония в Ворпсведе смотрела в прошлое, а Модерзон-Беккер видела будущее. «Ее никто не понимает», – писал ее муж, пытавшийся понять свою жену.

Работая над «Портретом Клары Рильке-Вестхофф», Модерзон-Беккер писала своей матери: «В какой ужасный тупик попадаешь, выйдя замуж, – как же трудно это выносить».

Паула Модерзон-Беккер. Лежащая мать с ребенком II. 1906

Сама Рильке-Вестхофф позднее вспоминала: «Открывая маленькую скрипучую дверцу, Паула бросала в печь один кусок торфа за другим, и по ее щекам катились слезы. Она рассказывала мне, как важно ей было снова оказаться “в большом мире”, снова вернуться в Париж. “Когда я думаю об этом, о мире…” – говорила она».

В начале 1906 года, всего через несколько дней после дня рождения Отто, Модерзон-Беккер сбежала из Ворпсведе с намерением никогда не возвращаться.

* * * * *

В письмах из Парижа она умоляла Отто не пытаться вернуть ее. В то же время она просила денег. Как замужняя женщина, она не располагала собственными средствами.

Повседневные потребности: еда, отопление, плата натурщицам – доставляли немало хлопот, и все же ее искусство переживало бурный расцвет. Проведя в Париже всего несколько месяцев, она выработала новый мощный стиль. Вскоре после создания «Лежащей матери с ребенком II» (картина написана в натуральную величину) она восторженно признавалась в письме к своей сестре Милли: «Я становлюсь кем-то – я проживаю самый насыщенный и счастливый период своей жизни». Затем она попросила Милли выслать денег.

Традиционно полулежащая обнаженная фигура сообщает о сексуальной доступности, и это в равной степени касается как мифологии («Венера Урбинская» Тициана), так и ориентального романтизма («Большая одалиска» Энгра) и откровенной проституции («Олимпия» Мане). В сотнях (или даже тысячах) подобных работ обнаженная женщина открыто смотрит на зрителя, приветствуя его взгляд. Невозможно представить на месте зрителя кого-то, кроме мужчины; это предполагается по умолчанию.

Но на картине «Лежащая мать с ребенком II» Модерзон-Беккер порвала с существовавшей три тысячи лет условностью. Ее мать и ребенок смотрят друг на друга, не обращая внимания ни на какого зрителя. Они действительно полны чувственности, но это чувственность пищи, прикосновения, тепла и животной любви. Друг к другу.

Новаторство Модерзон-Беккер проявляется и в том, что она не боится женского тела и того, для чего оно создано. Грудь, пупок и волосатый лобок ее монументальной полулежащей героини не прикрыты. Прическа и лицо, лишенное деталей и похожее на маску, напоминают древнейшие, далеко не западные изображения. Она вечна, как Венера Виллендорфская, – и именно так далеко, до палеолита, нам придется вернуться во времени, чтобы найти откровенное и откровенно несексуальное изображение половых органов.

Кроме того, художница полностью переосмыслила образ кормящей матери с ребенком. Она изобразила не Деву Марию, кормящую святого младенца (мужского пола), и не простую крестьянку, устало расстегивающую блузу, а Женщину, Мать, Обнаженную, предлагающую пищу и любовь и получающую их в ответ от ребенка, пол которого нам неизвестен.

Обнаженные матери у Модерзон-Беккер – сильные и разносторонние и вместе с тем естественные. Как художники. Как эта художница и женщина.

Некоторые критики улавливали в произведениях Модерзон-Беккер консервативные нотки, одержимость женским стремлением к материнству. Но видение Модерзон-Беккер имеет феминистскую суть. Она хочет получить все сразу: и искусство, и ребенка.

Мы не знаем, была ли художница беременна, когда писала «Лежащую мать с ребенком II». Скорее всего, да. Но если еще нет, то скоро это произойдет.

* * * * *

Я помню момент, когда впервые увидела работу Модерзон-Беккер. Я сидела в передней части аудитории Института изящных искусств, располагавшейся в бывшем бальном зале особняка. Профессор Шифф стоял неподалеку на кафедре и всматривался в свои записи. Во Второй мировой войне он был солдатом вермахта, попал в плен к французам, а затем оказался в Нью-Йорке, где поселился в богемном отеле «Челси». Несколько лет назад я прочитала об этом в мемуарах Патти Смит «Просто дети» (Just Kids), посвященных тому времени, когда она тоже жила в «Челси»: «Иногда я сталкивалась с Гертом Шиффом, немецким ученым, не расстававшимся с книгами о Пикассо». Я улыбнулась, представив Шиффа таким же, как сейчас за кафедрой, двадцать лет спустя, сгорбившегося над искусствоведческим текстом, растрепанного, ироничного, увлеченного.