Невеста

— Хотя твои действия и были опрометчивыми, я сомневаюсь, что ты могла бы предать Ану.

— Не менее опрометчивы, чем использовать её в качестве приманки. К слову, отличные методы воспитания, — добавляю я немного ехидно.

— За ситуацией следили восемь оборотней, — говорит он, ничуть не обидевшись. — А в её наряде был маячок. У Макса не было машины, поэтому мы знали, что он попытается передать Ану кому-то другому. Она никогда не была в реальной опасности.

— Конечно, — я пожимаю плечами, притворяясь, будто мне всё равно. — И дети ведь такие мягкие, легко приспосабливаются и идеально подходят на роль пешек в играх великих лидеров, верно?

— Я смогу защитить Ану только если буду знать, откуда исходит угроза, — он наклоняется через стол. Аромат его крови словно волна омывает мою кожу. — Я не такой, как твой отец, Мизери.

В горле внезапно пересохло. — Ну, ты ошибаешься. Я бы и Ану подставила, если бы пришлось выбирать между ней и Сереной. — У меня есть приоритеты, очень мало сочувствия, и мне не доставляет удовольствия лгать, когда другие честны со мной. Может быть, Ана и начинает мне нравиться, но не она спала рядом со мной целую неделю, когда мне было четырнадцать, и я заработала себе припадки, пытаясь впервые спилить клыки… тёркой для сыра.

— Да? — он звучит так, будто не верит мне. — Надеюсь, до этого не дойдёт.

— Я не думаю, что дойдёт, — соглашаюсь я. — И да, нам определённо стоит объединить усилия. Как брат Аны и сестра Серены.

Его взгляд встречается с моим, серьёзный и тревожный. — Не как муж и жена?

Потому что мы и те, кем являемся, даже если это ужасно легко забыть. Я отвожу взгляд, фокусируясь на комочке арахисовой пасты на краю банки. Это паста без кусочков орехов, что… ну да.

Я кладу на стол холодный компресс и откидываюсь на стуле, как можно дальше от неё.

— Кстати, в следующем месяце ей исполняется семь, — говорит он мне. — Просто у неё лучше получается лгать словами, чем пальцами.

— А её родители… Где они?

Он слегка запинается в движениях и отставляет банку с желе.

— Мать мертва. Отец где-то на территории людей.

— Оборотни на территории людей?

Лицо Лоу напряглось. — Вот тут, Мизери, я и совершаю прыжок веры.

Сердце у меня оледенело. Вспыхнуло воспоминание: мой первый день в одиночестве среди людей, после того как отец, Ваня и весь остальной конвой вампиров уехали. Ужасающий запах их крови, их странные звуки, непонятные существа, столпившиеся вокруг меня. Осознание того, что я единственная представительница своего вида за многие мили. Я не хочу этого для неё. Не хочу этого ни для кого.

— Ана… человек? Залог?

Он мотнул головой. Меня захлёстывает облегчение.

— Хорошо. Она оборотень. Тогда почему… — я замолкаю.

Потому что Лоу снова покачал головой.

Я знаю, как пахнут вампиры, каковы их потребности и ограничения. И Ана не одна из нас. Остаётся только одна единственная возможность.

— Нет, — говорю я.

Лоу молчит. Его нож звякает о край тарелки, и он скрещивает руки на груди. Выражение его лица не меняется, и это сводит меня с ума.

— Это невозможно. Они… Нет. Не оба. — Почему он молчит? Почему не поправляет меня? — Генетически это не… Так ведь?

— Видимо, возможно.

— Как? — Тут столько уровней невозможности. Чтобы человек и оборотень вообще захотели заняться тем, что необходимо для зачатия ребёнка. Чтобы это сработало физически. Чтобы это имело последствия. Оборотни, может, и не так сильно стараются, как вампиры, но их рождаемость по-прежнему ниже, чем у людей.

Вскочив на ноги в порыве нервной, недоверчивой энергии, я тут же снова сажусь, когда мои израненные подошвы протестуют. — Но ведь она твоя родственница, правда? Глаза…

— Глаза моей матери, — кивает он. — Она была одной из заместителей Роско. Наблюдала за лесами между территориями оборотней и людей. Официально при правлении Роско дипломатических отношений не было. На практике же постоянно велись очень ограниченные переговоры с людьми, особенно в районах с высоким уровнем конфликтов. Полагаю, так она впервые встретила отца Аны, но меня тогда не было рядом, — в его голосе звучит сожаление, и я вспоминаю рисунки красивого дома. Единственное запертое место в его комнате.

— Он не твой отец, верно?

— Мой отец был оборотнем, и он умер, когда я был ребёнком.

Я не собираюсь спрашивать, были ли мои люди причастны к этому, потому что уверена, что знаю ответ. — Зачем ты мне это рассказываешь?

Он какое-то время молчит, опустив глаза. Только проследив за его взглядом, я понимаю, что он смотрит на наше обручальное кольцо на своём безымянном пальце.

— Знаешь, что делает Альф хорошим вожаком? — спрашивает он, не поднимая глаз.

— Без понятия.

Он фыркает, смеясь. — Я тоже. Но иногда бывают решения, которые кажутся правильными, глубоко в костях, — он облизывает губы. — Ты — одно из них.

Кровь приливает к моим щекам. Лоу никак не мог этого не заметить, что унизительно. Я просто благодарна, что он продолжает говорить, не упоминая об этом.