Едва Влада открыла глаза, как Купава стащила её с лежанки и вместе с Кветой и Младой, тихо смеясь, чтобы никого не разбудить, вытолкнула на задний двор. Плескаясь и обливаясь студёной водой, девицы визжали и шутили. Влада после вчерашнего пути чувствовала себя на диво хорошо. Любясь на зарю, она отстранённо наблюдала, как Купава веселилась, окатывая девок из корчика студёной водой, те визжали, норовили поймать лисицу и отплатить тем же. А взгляд Влады стал блуждать по вехам леса. В молчаливых еловых кронах ещё таился туман, а сине-лазоревое небо, будто глаза русалки, было таким глубоким и прохладным, что Владе отчаянно захотелось обратиться птицей, воспарить над лесом и хотя бы на миг окунуться в родниковую чистоту.
Так её потянуло в чащобу, что сил просто нет! Как давно она не гуляла по лесу и не вела разговоры с деревами, не дышала росой да мхом? Будто в другой жизни было всё это.
Игравшие девки не приметили, как Влада, отерев рушником лицо и шею, тихонько скользнула к высокому частоколу и незаметно нырнула за ворота постоялого двора. Оказавшись под сенью лиственниц, Влада неспешно пошла неприметной тропкой. Ночью не рассмотрела, что терем стоял на высоком берегу, а в низине пролеска виднелись срубы из восьми дворов. Люди с высоты казались что муравьи, спозаранок трудились на земле. Пройдя каменистый обрыв, углубилась в сумрак леса, который через пару саженей сменился дремучей глушью, и Влада ступала то по колючей хвое, то по мягкому мху, вдыхая полно сырой, пропитанный папоротником воздух. Утро выдалось на удивление тёплым, и ледяная вода только разгорячила кровь. Да и спала Влада нынче сладко, и снились ей родные берега и русалки. Белокожие, одна краше другой, с длинными золотистыми волосами, с синими, как озёра, и малахитовыми, как чешуя ящерицы, глазами. Они всё манили Владу за собой, всё тянули в омут, звали… Влада даже приостановилась, неожиданно припоминая, что ей виделась бабка-русалка. Кажется, она о чём-то предупреждала и упомянула о ведьме… Ясыне. Влада напряглась, лихорадочно вспоминая сон, но так и ничего не прояснила путного. Подивилась тому.
«Надо ж? Всего раз приснилась, и то не запомнила!» — уколола досада.
Так и не вытянув из памяти прорицание, Влада бросила эту затею. Это всё сказались переживания, коих за последнее время накопилось на душе девицы слишком много, чтобы справиться с ними. И нежданная весть о сватовстве, и прощание с матушкой. И отец, который продал её за пуд золота. И проклятие княжича. А Грефина… И уж что говорить про обручение и Полелю, да про отъезд в Кавию… И всё это обрушилось потоком, не позволив Владе вздохнуть полной грудью, оглядеться, осознать.
Влада задумалась о ведьме. Надо бы проверить, как чувствует себя Мирослав, не уменьшилась ли чёрная воронка, поглощающая его жизненные токи? Вчера он приходил к ней, но Влада не почувствовала ничего опасного, как это было в день обручения, когда её едва ли не смела с земли Навь. Неужели напасть отступила?
Ели вскоре сменились высокими буро-красными стволами, что были широки и громадны и заросли у земли плющом. Они величаво поднимались в небо, пронзая синие просторы вехами. Влада, миновав бурелом, облепленный мхом и лесными грибами, осторожно ступала по влажной земле, но всё глядела вверх, и чудилось, будто порхает меж крон. Так шла долго, вглядываясь в разлапистые вейи[1], пока не упёрлась в громадный, в три обхвата, дуб.
«И как вырос тут такой великан?» — подивилась Влада, обходя и осматривая древо с раскидистой тяжёлой поветью из молодых листьев. Приблизившись ещё, Влада ощутила такую мощь и волну тепла, что её ударило в грудь, едва не оттолкнув невидимой рукой, пронзая тысячами иголок. Перетерпев, она ощутила, как по телу раскатывается и заплетается чудными узорами сила.
Если бы Оногость видел его, то обязательно сделал бы это место священным, выложил бы и алтарь, преподнёс бы дары. Больше не медля, Влада скоро стянула рубаху, бросила на куст ежевики и, встряхнув волосами, подступила к древу, обхватила руками. Прижалась всем телом, чувствуя грубую шершавую, но тёплую кору. Прохлада леса обнимала приятно её голые плечи и бёдра, а к животу начали стекаться тугие потоки жизненной силы, пробуждая в ней былую мощь. Влада закрыла глаза, позволяя прохладным ручейкам бежать сквозь неё и уходить в землю через корни дуба и одновременно вверх, через ветви — в небо. И сделалось ей так хорошо и упоительно, что замерла, в потоке блажи позабыв, где она и куда следует. Губы сами собой зашептали заветные слова, которым учила её матушка.
— Мать Сыра Земля, уйми тоску кручинную, — Влада ступила по земле, обходя дерево, подступая с другого бока.
— Род-отец, поглоти ты чёрную силу в бездну кипучую.
Прошла к другой стороне, где мха на дубе было больше, обратилась: