Невезучая

Вернувшись, Фабио не бывавший никогда в глубинке России, стал делиться своими впечатлениями от увиденного. Он с горячностью рассказал, активно жестикулируя руками, как его обслужили в магазине. С сожалением он высказался о скудном ассортименте вин в нем, точнее сказал, они были, но не того сорта и уровня, что привык пить, поэтому, посовещавшись с отцом, они купили, водку.

Я со смехом спросила, как же они между собой разговаривали, ведь Фабио, знает русский язык не настолько хорошо. Отец, пояснил, улыбаясь, что водка на всех языках звучит одинаково.

После десяти вечера разомлевших гостей от непривычных им крепких напитков проводили спать в мою бывшую комнату, дополнительно расстелив раскладушку. Фабио увидев это, начал приносить глубокие извинения моему отцу за причиненные ему неудобства.

– Брось, Фабио, – усмехнувшись, сказала, я, – здесь, если кому и доставили неудобства, так это вам. Ты же не привык ютиться на мелких квадратных метрах. А для нас это было привычным делом и продолжает быть. Извини, виллы мы не можем строить, – расшаркалась я перед ним, и, пожелав спокойной ночи, пошла, искать отца, чтобы от него получить в начале нагоняй, а потом, выложив свою новость, вместе порадоваться.

Новость о рождении внучки настолько шокировала отца, что он на несколько минут потерял дар речи, и только мог широко раскрытыми глазами от изумления рассматривать ее на фотографии. Если я думала, что он начнет спрашивать, кто ее отец, то глубоко ошиблась. Он только спросил, когда она родилась и каким весом была. А потом с гордостью произнес:

– Хороша внученька, копия Шубина.

Тут наступила моя очередь открыть рот, и подумать о себе, как о полной дуре.

– Только я одно не пойму, почему вы с ней в Италии, а Шубин здесь. Он, что тебе туда деньги на нее высылает.

– Нет, – пробормотала я. – Он даже не знает, что у него есть дочь. Он думает, что она не его, а Фабио.

– Ну, ты и закрутила, дочка, – сказал отец, и, встав с дивана, начал кружить по комнате. – Почему ты ему не сказала правду?

– Мы с ним повздорили.

– Можно и помириться.

– У него роман с другой. Представь, какая жизнь у моей дочери будет, если бы будем вместе принимать участие в ее жизни, но только живя разными семьями.

– Но он должен знать о дочери.

– Зачем? Чтобы она, мечась между отцом и матерью, стала психически неуравновешенной, – воскликнула возмущенно я.

– А каково малышке будет жить без отца родного? – повысил голос папа.

– А каково ей будет знать, что он любит не ее маму, а другую женщину?

– Дочь должна знать родного отца, – и в его голосе проскользнули гневные нотки.

Последующий диалог у нас пошел на повышенных тонах, и пока мы не охрипли, высказывая друг другу безапелляционные доводы, не перестали спорить.

– Ладно, – сказал отец, сдержанным голосом, когда, посмотрев на часы, увидел, что они уже показывают двенадцать ночи, – тебе жить с этим грузом. Но внучку, чтобы мне привезла, мы с ней в гости к деду с бабой Шубиным сходим.

– Вот только этого не надо. Они же посмотрев на нее, скажут сразу, чья она дочь.

– Ты, что, и от них собираешься скрывать девочку, – загрохотал командным голосом отец, и у нас по-новому кругу понеслась свистопляска о безответственности и разгильдяйстве дочери. Продолжалась эта головомойка о моем моральном облике, до часу ночи. Я все это время сидела, молча, на диване, уткнувшись взглядом в ковер, в нетерпеливом ожидании, пока мой отец выдохнется, чтобы я могла позвонить в Италию Луизе (у них было только девять вечера) и поинтересоваться дочерью. Как только, появилась возможность вставить мне слово в монолог отца, я быстро проговорила:

– Папа, я хочу позвонить дочери.

Услышав мои слова, он тут же перестал негодовать и поинтересовался:

– А она уже гулит? Голову держит сама? Улыбается?

– Да, все это она уже делает, – мягко улыбнулась я отцу, – я поговорю о ней с экономкой, а потом попрошу, чтобы трубку поднесли к ней и мы с тобой послушаем ее.

Пока я на итальянском тараторила с Луизой, папа в нетерпении дожидался обещанного. И вот настал тот миг, Луиза разговорила малышку, и в трубке зазвучали какие-то мягкие наподобие кошачьего голоса звуки, а на глазах отца выступили слезы умиления и счастья.

– Я помню, – сказал он, вытирая пальцем глаза, после телефонного разговора, – как ты тоже так пищала и гулила. Какие это счастливые минуты были для меня.

На этой радостной ноте отец перестал навязывать мне свое мнение.

– Тебе жить, – сказал он, и обнял меня.

Уехали мы из Белорецка вечером следующего дня, потому что Фабио позвонили и сказали, что с ним в Москве хочет встретиться один из его заказчиков. За круговертью деловых встреч мы не заметили, как прошло еще три дня, и Фабио позвонил его банкир и сообщил о поступлении денег.

Встреча с дочерью для меня была отдельной историей, я ее затискала, зацеловала и очень пожалела, что не могу ее покормить грудным молоком.

Фабио сказал, что штатные поездки нам предстоят еще в другие страны, но это будет только после того, как он проведет встречи с мелкими виноделами.