Невидимый человек

Он помотал своей круглой рыжей головой.

— Ой, как вы сентиментальны и неправы, брат. Вы не похожи на них. Возможно, раньше и были похожи, но не сейчас. В противном случае вы бы никогда не выступили с речью. Возможно, раньше и были похожи, но это в прошлом, мертво. Сейчас, возможно, вы так не думаете, но та часть вашей личности мертва. Вы еще не окончательно сбросили с себя старое «я», эго ветхого аграрного человека, но оно мертво, вы избавитесь от него и возродитесь к новой жизни. История уже зародилась в вашей голове.

— Слушайте, — ответил я, — мне вообще невдомек, о чем вы толкуете. Я никогда не жил на земле, не изучал сельское хозяйство, но знаю, почему произнес речь.

— Почему?

— Выселение стариков вышибло у меня почву из-под ног — вот почему. Я был взбешен, и мне все равно, как вы это называете.

Он пожал плечами.

— Не будем спорить, — сказал он. — У меня такое чувство, что вы не в последний раз выступали с речью. Вам было бы интересно на нас работать?

— На кого? — мне вдруг стало любопытно. Что он задумал?

— На нашу организацию. Мы ищем человека с хорошими ораторскими способностями для работы в Гарлеме. Задача: четко формулировать и озвучивать причины недовольства жителей, — ответил он.

— Никому до этого нет дела, — сказал я. — Допустим, кто-то обозначил причины недовольства, а что дальше?

— Существуют неравнодушные… — ответил он со своей многозначительной улыбкой. — Если раздается призыв к протесту, всегда найдутся те, кто услышит и начнет действовать.

Он говорил тоном удивительно надменного человека, который заранее все просчитал, и не важно, о чем конкретно шла речь. Вы только посмотрите на этого абсолютно самоуверенного белого, думал я. Он и не подозревал, что я его опасаюсь, а теперь говорит со мной так доверительно. Я поднялся.

— Извините, — сказал я, — работа у меня есть, а причин для недовольства и своих хватает.

— Но судьба стариков вас все же взволновала. — Он сощурился. — Или это ваша родня?

— О, да, как и все чернокожие, — ответил я, рассмеявшись.

Он улыбнулся, внимательно глядя мне в лицо.

— Нет, кроме шуток: вы родственники?

— Конечно, все в одной печи пригорели, — ответил я.

Реплика произвела невероятный эффект.

— Опять… дался вам расовый вопрос! — Он моментально потерял апломб и сверкнул глазами.

— А какие еще могут быть вопросы? — спросил я удивленно. — Думаете, я бы туда сунулся, будь они белыми?

Он развел руками и рассмеялся.

— Об этом не сейчас, — сказал он. — В любом случае вы им помогли. Я не считаю вас безнадежным индивидуалистом, каким вы прикидываетесь. Вы производите впечатление человека ответственного, исполнившего свой долг перед согражданами. Не важно, какие у вас основания: говорили вы от имени своего народа, поэтому работать в его интересах — ваш долг.

Все у него было как-то сложно.

— Послушайте, дорогой друг, за кофе и торт — спасибо. Но эти старики интересуют меня сейчас не больше, чем ваше предложение работы. У меня было настроение толкнуть речь. Мне по душе это занятие. Все, что произошло после, — полнейшая для меня загадка. Вы не на того ставку сделали. Обратитесь к тем парням, что пререкались с полицейским… — Я встал.

— Одну секунду. — С этими словами он достал конверт и что-то на нем нацарапал. — На случай, если передумаете. А что до тех остальных, так я с ними знаком.

Я взглянул на белую бумажку в его руке.

— С вашей стороны благоразумно проявлять осторожность, — сказал он. — Вы меня не знаете, следовательно, и доверия нет. Это естественно. Но я не теряю надежды, что однажды, когда будете готовы, вы сами меня найдете, и тогда все сложится иначе. Позвоните по этому телефону и спросите брата Джека. Можете не называть своего имени, просто упомяните наш разговор. Если вы примете решение уже сегодня, звоните в районе восьми вечера.

— Окей, — ответил я, взяв бумажку. — Сомневаюсь, что мне это пригодится, но чем черт не шутит?

— Подумайте, брат. Время сейчас непростое, а в вас говорит чувство негодования.

— Мне просто захотелось произнести речь, — повторил я.

— Но двигало вами недовольство. А иногда между личным и согласованным проявлением гнева такая же разница, как между преступлением и политической акцией, — сказал он.

Я хохотнул.

— Ну и что? Я же не преступник и не политик, брат. Вы не на ту лошадку ставите. Но спасибо еще раз за кофе и чизкейк… брат.