Невидимый человек

Я ушел, а он остался сидеть со спокойной улыбкой. Перейдя на другую сторону дороги, я бросил взгляд в окно кафе — мой собеседник сидел на прежнем месте, и тут меня осенило: он-то и бежал за мной по крышам. Но не преследовал меня, а двигался в одном со мной направлении. Из его посыла я мало что уловил, хотя говорил он весьма доверительно. Как бы там ни было, бегаю я лучше. Может, это какая-то уловка. Он производит впечатление человека неравнодушного, обладающего более глубоким знанием, чем могло показаться при первом разговоре. Хотя не исключено, что все это знание ограничивается лишь тем, что он бежал со мной по одному маршруту. Но ему-то чего бояться? Ведь не он, а я произнес речь. И потом, слова той девушки на лестничной клетке о пользе, которую я могу принести, пока нигде не засветился, — все это лишено смысла. Наверное, по этой причине ему пришлось бежать. Он хотел оставаться невидимым, чтобы быть полезным. Полезным в чем? Безусловно, он надо мной издевался. Думаю, я потешно смотрелся на крыше, скакал как блэкфейс-комик, втягивал голову в плечи, когда белые голуби, точно призраки, били крыльями мне в лицо. Ну, да пес с ним! Не стоило ему так заноситься, в чем-то я разбираюсь получше некоторых. Пусть поищет кого-нибудь другого. Он хотел меня использовать. И всем-то от тебя что-то нужно. Почему он выбрал именно меня в качестве оратора? Пусть сам произносит свои речи. Мысленно я разнес его в пух и прах и с чувством удовлетворения направился домой.

Сгустились сумерки, и резко похолодало. Не припомню такого мороза. Что же нас заставляет, размышлял я, склонив голову под ветром, навсегда уезжать из теплого мягкого климата родных мест в этот жуткий холод, ради чего мы готовы мерзнуть до костей, терять жилье при выселении и все-таки надеяться. Мне стало грустно. Навстречу шла пожилая женщина, низко согнувшись под тяжестью продуктовых сумок и глядя в снежное месиво под ногами, и я опять вспомнил о выселенных стариках. Чем там все закончилось, где они теперь? Неприятное чувство… Как он говорил: смерть на тротуаре? И часто ли происходят подобные выселения? А что бы он сказал про Мэри? Она-то уж точно не мертва и не перемолота в крошево жизнью в Нью-Йорке. Черт возьми, она прекрасно справляется в этом городе, гораздо лучше, чем я с моим образованием… образованием! Бледсованием, точнее сказать. Кого здесь перемололо, так это меня, а не Мэри. При мысли о ней я успокоился. Невозможно было представить Мэри такой же беспомощной, как та старуха при выселении, и у порога дома мое уныние испарилось.

Глава четырнадцатая

Стоило мне почувствовать запах стряпни из кухни Мэри, как мои планы моментально изменились. Вдыхая в прихожей густые капустные испарения, я вдруг понял, что, если рассуждать трезво, не имею права отказываться от работы. Капуста всегда была унылым напоминанием о голодных годах моего детства, и я молча страдал всякий раз, когда Мэри подавала ее на ужин, но это было уже третьей пыткой всего за неделю, и меня осенило, что у Мэри, должно быть, не хватает денег.

И вот я чуть ли не возгордился своим решением не выходить на работу, хотя даже не представлял, какую сумму задолжал Мэри. Мне стало дурно. Как ей в глаза смотреть? Я проскользнул к себе и в задумчивости лег на кровать. В доме жили другие постояльцы со стабильным заработком, к тому же Мэри помогала родня, поэтому, при ее любви к разнообразному питанию, столь частое появление капусты в рационе нельзя было назвать случайным — это точно. Как же я раньше не обращал внимания? Добрая душа, она никогда не напоминала мне об оплате, вот и сейчас я будто бы слышал ее слова: «Не докучай мне своими мелкими неприятностями, сынок, рано или поздно что-нибудь да подвернется», — в ответ на извинения, что не плачу в срок за комнату и стол. Может, один из жильцов съехал или потерял работу? Что на самом деле беспокоило Мэри, кто, по выражению рыжего коротышки, формулирует причины ее недовольства? Ответа я не находил… а ведь она опекала меня не один месяц. В кого я превращался? Совсем ее не ценил, даже о долге не вспомнил, отказываясь от работы. А как бы она смутилась, явись полиция к ней в дом, чтобы меня арестовать за ту дикую речь, — об этом я тоже не подумал. Мне вдруг захотелось взглянуть на Мэри, — я, похоже, так никогда по-настоящему на нее и не смотрел. Вел себя как дитя, а не как взрослый.

Я достал скомканный конверт с телефонным номером. Мой новый знакомый упоминал какую-то организацию. Как же она называется? Не спросил. Вот идиот! Мог бы узнать, от чего отказываюсь, хоть рыжему и нет доверия. А если я отказался не только из страха, но и от обиды? И почему он не объяснил мне все попросту, чем кичиться своей эрудицией?