Микрофон был для меня чем-то чужеродным, раздражающим. Я встал не с того боку, отчего мой голос звучал хрипло и невыразительно, вынудив меня от смущения замолкнуть буквально через несколько фраз. Плохое начало, надо было срочно что-то менять. Я наклонился к сидевшим в первых рядах слушателям с размытыми лицами и сказал:
— Сожалею, друзья. До сих пор меня не подпускали к этим блестящим электрическим штуковинам — не знаю, как подступиться… По правде говоря, такая и укусить может. Посмотрите, никому не напоминает железный череп? У бедняги, наверное, не выдержало сердце после выселения.
Получилось; они захохотали, и мне в это время помогли занять правильную позицию.
— Вплотную не приближайся, — посоветовали мне.
— Как слышно? — мой голос зазвучал глубоко и мощно. — Лучше?
Раздался шквал аплодисментов.
— Вот видишь, и нужен-то всего только шанс. Спасибо за эту возможность, теперь дело за мной.
Нараставшую овацию перекрыл зычный мужской голос:
— Мы с тобой, брат. Ты бросай, а мы подхватим.
Большего и желать трудно; мне удалось наладить с ними контакт и подумалось, что говорил он от имени всех собравшихся. Я был взвинчен, весь на нервах. По большому счету, я мог быть кем угодно, говорить на каком угодно языке. Дело в том, что из головы напрочь вылетели все правильные заготовки из буклетов. Пришлось действовать по канону — форум носил политический характер, поэтому я решил прибегнуть к политическому приему, которым часто пользовались в моих краях: незамысловатое «хватит-уже-с-нами-так-обращаться-достало». Слушателей я не видел, поэтому обращался к микрофону и поддержавшему меня голосу из первых рядов.
— Вы, конечно, знаете о тех, которые считают нас сборищем безмозглых баранов, — начал я. — Есть такое?
— В самую точку, брат, — отозвался голос. — Без промаха.
— Да, они считают нас безмозглыми баранами. Говорят про нас «простой народ». Но я сижу здесь, слушаю, наблюдаю и пытаюсь понять, что значит «простой». И прихожу к выводу, что они искажают факты — мы далеко не простые люди…
— Опять в точку, — просочилось сквозь всеобщий гам, и я поднял руку, призывая к тишине.
— Да, мы непростые люди, и я скажу вам почему. Они называют нас тупыми и обращаются с нами как с тупыми. Что они делают с тупыми? Пораскиньте мозгами, оглянитесь по сторонам! Они придумали себе лозунг, регламент и претворяют теорию в жизнь, как говорит брат Джек. Другими словами — не давайте спуску болвану! Лишите его имущества! Выселите его! Плюньте в его пустую башку и вытрите об него ноги! Сломите его! Заберите у него зарплату! Припугните пустозвона — и он замолчит; его идеи, надежды, мечты о домашнем очаге — кимвал звучащий! Маленький, дырявый кимвал, в такой хорошо лупить на празднике Четвертого июля. Только приглушите его! Не дайте ему звучать громко! Задайте правильный ритм, пусть эти дураки отбивают чечетку. Большое червивое яблоко, Чикаго, прощай, кыш, муха, не мешай!
— А знаете, почему мы стали непростыми? — хрипло прошептал я. —
Воцарилась глубокая тишина. В свете прожектора клубился дым.
— И снова в точку, — печально констатировал голос. — Но если решение уже принято, протестовать бесполезно!
Услышав это, я подумал: он со мной или против меня?
— Лишение права собственности. Лишение — каково звучит! — продолжил я. — Они пытаются лишить нас мужественности и женственности! Детства и юношества… вы слышали, что говорила наша сестра об уровне детской смертности. Можете считать, что вам повезло родиться на свет непростыми людьми. До чего дошло — нас пытаются лишить права выражать свою волю
— И фермерова жена загуляла, — услышал я голос сквозь горький смех. — Снова нет порядка в доме!
Я наклонился вперед.