Невозможная девушка

Он забрал у нее грязную посуду, и Кора снова легла. Александр погасил лампу. Стало так темно, как до этого было в гробу. Кора вцепилась в грубое шерстяное покрывало. Она боялась спать, но не стала говорить об этом вслух. Александр остановился в дверях.

– Ты в безопасности, Кора. Тебе больше нечего бояться.

– Пожалуйста, Александр, узнай, жив ли Герцог. Я очень тебя прошу.

– Конечно, узнаю. Обещаю тебе. А сейчас постарайся уснуть.

Он закрыл за собой дверь, и Кора сомкнула глаза. У нее начиналась новая жизнь, но в этой жизни не будет ни Сюзетт, ни Лии, ни Теодора. Больше не будет Отто, Тома, а возможно, и Герцога.

«Нужна ли мне такая жизнь?» – подумала она, засыпая.

Проснувшись, Кора по-прежнему чувствовала боль и напряжение в теле, но она лежала на чистой постели, в чистой сорочке, ей было тепло и ничто больше не угрожало ее жизни. Она пошевелила пальцами правой руки, потом левой – и с радостью заметила, что обе руки слушаются ее почти одинаково. Левая нога тоже двигалась – у Коры с души будто камень упал: это было замечательно!

Света в комнате не было, но она различала очертания предметов. На трехногом табурете рядом с ее постелью стояла потухшая лампа. Кора осторожно встала. Слегка прихрамывая на левую ногу, она подошла к двери. Дверь оказалась заперта.

Кора тихонько постучала.

– Александр, – позвала она. Он не отвечал. – Александр! – Кора забарабанила по толстой дубовой двери.

Тишина.

Должно быть, он запер ее на ключ из соображений безопасности. Возможно, входная дверь была ненадежной, и Александр не хотел, чтобы кто-нибудь случайно узнал, что Кора жива. Она нащупала дверную ручку и маленькую замочную скважину под ней. Пробираясь на ощупь вдоль стен, Кора наткнулась на столик, на котором стояли принадлежности для умывания. Под ними, на нижней полке, она обнаружила две книги. В темноте Кора не смогла разглядеть их названия и, взяв одну из них, вырвала оттуда несколько страниц. При этом она мысленно поклялась Александру, что потом обязательно пришьет или вклеит их на место.

Кора протолкнула вырванные страницы под дверь, потом оторвала еще один кусочек бумаги, свернула его в тонкую трубочку и аккуратно вставила ее в замочную скважину. По ту сторону двери звякнул выпавший ключ. Он приземлился как раз на подложенную бумагу, и Кора втащила его в комнату вместе со страницами.

Она открыла дверь и вышла из спальни в темный подвал. Рядом была крохотная кухонька, а в другом конце коридора – кладовая, в которой хранились каркасы для скульптур, воск и маленькие баночки с красками – красные, желтые, ярко-зеленые.

– Александр! – позвала Кора.

Она прошла дальше и оказалась в комнате попросторнее – в самой студии. Теплый аромат пчелиного воска смешивался с дымом от пепла в камине и запахом сырости. Кора подошла к рабочему столу с разложенными на нем инструментами: различными стеками и шпателями, некоторые из которых не уступали по остроте хирургическим скальпелям. Рядом лежала тонкая проволока, натянутая между двумя рукоятками, – она была нужна для разрезания больших кусков глины и воска. Добравшись до камина, Кора нащупала на полке коробок спичек и подсвечник с огарком свечи. Она чиркнула спичкой и подожгла фитиль. Свеча загорелась ярким светом.

Мимо нее прошмыгнула крыса. Кора вздрогнула и подняла свечу повыше.

В студии было много восковых фигур, но многие из них были то ли еще не доделаны, то ли сломаны – она не совсем поняла. Кора подошла поближе к фигуре, лежащей на полу на деревянной подставке, и сдернула с нее покрывало.

Под ним оказалась скульптура, изображающая распростертое тело женщины со сложенными на груди руками. Скорее всего, она была сделана из воска – странно, ведь Александр говорил, что использует эту студию для работы с мрамором и глиной. Фигура была полностью обнаженной – это Кору не удивило, она уже видела подобные статуи в Воксхолл-Гарденз: греческих богинь, лесных нимф с венками на головах. Но у этой скульптуры были темные волосы и короткая мальчишеская стрижка.

Совсем как у Коры. Оба ее сердца замерли и снова забились, обгоняя друг друга. Было ли это предостережением об опасности или побочным эффектом от оставшихся в организме лекарств, она не поняла. Кора наклонилась к скульптуре поближе, чтобы рассмотреть ее лицо.

Темные глаза восковой девушки были полуоткрыты, словно она находилась во власти сна или замерла в экстазе. На голове были искусно прорисованы пряди волос – некоторые из них, каштановые, выделялись на общем черном фоне, словно были тронуты лучами солнца. Глаза, обрамленные черными ресницами, имели несколько вытянутую форму. Каждая ресничка была искусно вживлена в восковые веки так, что глаза было не отличить от настоящих. Кора дотронулась до ее головы – волосы оказались не нарисованными, а настоящими, человеческими, прядь за прядью вживленными в воск и подстриженными точь-в-точь как ее собственные.

От этого сходства ей стало не по себе.