Невозможное в науке. Расследование загадочных артефактов

– И чем же люди болели, если быстро входили в клетку? Я спрашиваю потому, что у Шахпаронова люди тоже начали чувствовать себя плохо и, в конце концов, забросили свои опыты.

– Общее тяжелое состояние. Похожее на облучение. У некоторых начали выпадать волосы… Поэтому и ждали, включали вентиляцию даже. Все происходило в одном из корпусов Курчатовского института, рядом с чайным домиком, где дом-музей Игоря Курчатова. Это если через центральную проходную идти от «бороды» [памятник Курчатову. – А.Н.] слева вдоль забора…

В этот момент беседы меня охватило волнение: вот оно – все сходится! Трансмутация элементов, возникновение светящихся шаров, странное воздействие на организм…

Некоторое время я размышлял, потом вздохнул и решил не гнать лошадей, а вернуться к генеральной линии повествования. Не для себя. Для потомков. Для истории. Для читателя.

– Тогда я повторю свой вопрос, оставшийся ранее без ответа. В 2003 году вы опубликовали это открытие. Был большой фурор и доклады. Где же Нобелевская премия? Где воспроизводимость? Почему семнадцать лет прошло и никаких результатов?

– Почему никаких? Во-первых, результаты есть, и они вполне практические. Я о них расскажу попозже, только вы со стула не упадите… И с воспроизводимостью, как выяснилось, все не так однозначно плохо: я же говорил, что в те годы, когда я делал доклады в разных институтах после публикации нашей статьи в «Анналах…», ко мне, к моему удивлению, стало после выступлений подходить довольно много разных людей, которые этот эффект наблюдали, причем порой до анекдота. Одну такую историю расскажу.

Значит, сделал я доклад в ФИАНе, подходит потом ко мне такой мужичок невысокого росточка: «Хочу с вами поговорить…» Это был 2004 или 2005 год, как раз самый пик интереса. Потом-то у широкой научной общественности пропал интерес к теме, потому что пропала сама широкая научная общественность: очень многие просто поумирали, а остальные, кто могли, уехали за границу, у нас сейчас пустые институты стоят, некому думать… В общем, оказалось, что этот невысокий мужик приехал из Алма-Аты, где был очень мощный институт по разработке сверхбыстрых торпед для подводных лодок. Движителем винта в торпеде был сплав меди и свинца, он прямо на борту торпеды расплавлялся электромагнитной катушкой и направлялся струей на турбинку. И поскольку металл очень плотный, его требуется не очень много, а торпеда – изделие такое, что ничего в ней жалеть не надо, все на один раз, и потому можно форсировать возможности двигателя до предела и крутить лопатки турбинки, приводящей в движение винт, чтоб торпеда двигалась с максимальной скоростью, которая только возможна в воде.

Поняли идею, да? Расплавляется свинец с медью, магнитное поле раскручивает эту жидкость как ложка раскручивает чай, и потом она подается по тонким трубкам диаметром миллиметра два на лопасти турбинки. Этого заряда расплава хватает, чтобы разогнать торпеду, вес которой приблизительно 5 тонн, до максимума, пока она не воткнется в цель. Все, вроде, придумано классно. Но на каком-то этапе произошел у них странный затык. Затык заключался в следующем… В какой-то момент все вдруг останавливалось, турбинка переставала вращаться. Оказалось, подводящие жидкий металл трубки забивались кристаллами вольфрама и молибдена, которых в свинце и меди просто не может быть по определению.

Получив такой странный результат, они сначала кинулись в алма-атинский институт ядерной физики, но там только плечами пожали: отстаньте, это невозможно, вы же взрослые люди! Самое интересное началось дальше. Ребята затеяли скандал, написали рекламацию поставщикам: вы нам посылаете негодные свинец и медь, загрязненные вольфрамом и молибденом, вы что – обалдели что ли, это же госзаказ, оборонка! Тогда было очень строго… Написали и отправили реляцию в Москву, в Москве ее переправили туда, где выплавляли эти слитки, а там сильно обиделись, специально создали комиссию, которая показала, что у них сверхчистый свинец, сверхчистая медь. Вот вам еще одна проверенная партия!

Алмаатинцы опять свою бандуру запустили, и опять все повторилось один к одному. Тогда собрались вместе уже три комиссии совместно – алма-атинцы, производители слитков и московская надзирающая комиссия. Вместе они проследили весь путь металла от начала и до конца, сделали РФА-анализ свинца и меди, провели масс-спектрометрию – нету молибдена! Нету вольфрама! Да и откуда им взяться? Они же не плавятся так легко, как свинец и медь, у молибдена температура плавления 2600 градусов, а у вольфрама так вообще 3700 без малого! Как они могут попасть в медь или свинец в качестве примесей? Никак!

Все три комиссии приехали в институт с проверенными слитками, запустили стенд, и на каком-то моменте лопатки перестали крутиться. Вытаскивают, режут трубочки и обнаруживают кристаллики вольфрама и молибдена. Вот тут они сели и стали молча смотреть друг на друга. Что дальше-то делать?.. А дальше распорядилась сама история. Наступил 1991 год, и все кончилось само собой…