«С лета 1937 г. я работал ассистирующим психологом у двух психиатров в Сан Диего. Во время супервизорской сессии я часто был не согласен с психоаналитической теорией, которой мои работодатели старались меня обучить. Однако, поскольку они вели себя очень авторитарно, я боялся выражать свою противоположную позицию. Я боялся потерять работу, поэтому я в значительной степени подавлял свое мнение. Спустя несколько месяцев этого самоугнетения я начал испытывать тревогу во время супервизии. Я начал принимать терапевтическую помощь от своих друзей. Однако мы только усугубили тревожность, поскольку подходили к ней с позиции психоанализа. Мы пытались вскрыть во мне ранние травмы, которые стали причиной переноса тревоги на супервизоров. Мы анализировали мои детские отношения с отцом и прочее, но безрезультатно. В итоге я погрузился в гиперрефлексию, и мое состояние ухудшалось. Моя тревога дошла до такой стадии на супервизорских сессиях, что мне пришлось рассказать про нее психиатрам, чтобы объяснить свое поведение. Они порекомендовали мне обратиться за личной терапией к психоаналитику, чтобы постичь скрытый смысл этой тревоги. Поскольку я не мог позволить себе такую профессиональную помощь, мы с друзьями усилили свои старания в поисках глубоко скрытого смысла моей тревоги. Мне стало хуже. У меня часто случались сильные приступы тревоги. Мое выздоровление началось на лекции доктора Франкла “Человек в поисках смысла” 8 января 1974 года. Я слушал, как доктор Франкл говорил о трудностях, которые возникают при попытках вскрыть аутентичную реакцию с помощью психоанализа. На этой четырехчасовой лекции я понял, что терапия, которой я подвергал себя, усугубила мою проблему. Возник почти что ятрогенный невроз. Я понял, что мою тревожность вызывало то, что я подавлял сам себя во время супервизорских сессий. Мое несогласие с психиатрами и мой страх выразить его стали причиной такой реакции. Я быстро закончил терапию и почувствовал себя лучше, приняв такое решение. И все же настоящая перемена произошла во время моей следующей супервизорской сессии. На ней я начал открыто выражать свое мнение и несогласие с психиатрами, если оно появлялось. Я не боялся потерять работу, потому что спокойствие духа для меня стало гораздо важнее. Когда я начал открыто высказываться на сессии, я сразу ощутил, что моя тревога отступает. За последние две недели она уменьшилась примерно на 90 %».