Неврозы. Теория и терапия

Существуют экзистенциальные кризисы роста, которые протекают под клинической картиной невроза, при этом без невроза в узком смысле слова, то есть психогенного заболевания. Мы можем быть уверены в том, что человек, находящийся под гнетом духовной проблемы, в напряжении из-за конфликта совести, может иметь те же явные вегетативные синдромы, как и невротик в обычном смысле слова. Важно с вниманием отнестись к таким случаям, указать на опасность их неверной интерпретации, особенно во время, когда к психиатрам обращается все больше пациентов не с психическими симптомами, а скорее с человеческими проблемами.

В то время как, вопреки широко распространенному мнению, невротических заболеваний, по крайней мере за последние несколько десятилетий, не стало больше (Хиршман), заметна растущая «потребность в лечении с проявлением большей психологической чуткости и понимания» (Элиасберг). Однако мы не ошибемся, предположив, что за этой психотерапевтической потребностью кроется метафизическая потребность, то есть потребность человека отдавать себе отчет в смысле своего бытия. Шарлотте Бюлер удалось показать, что в рамках психотерапии «проблема смысла жизни и ее ценности может иметь самое большое значение».

Раньше люди с такими проблемами ходили к священнику. Мы живем в век секуляризации, и нам не приходится удивляться, что душепопечительство тоже ему подверглось. Еще в прошлом веке Кьеркегор осмелился заявить: «Священники больше не занимаются душепопечительством, это делают врачи».

Не то чтобы мы разделяли позицию Зигмунда Фрейда в том, что «отступление от религии происходит с роковой беспощадностью процесса взросления», но обозначенная фон Гебзаттелем «миграция западного человека от душепопечителя к неврологу» является фактом, на который душепопечитель не может закрывать глаза, и требованием, от которого не может отмахнуться невропатолог. Это вынужденная ситуация, которая требует от него заботиться о душах.

От такого требования меньше всего может уклониться религиозный врач. Именно он удерживается от фарисейского злорадства, когда пациент не идет к священнику. Мы могли бы назвать фарисейством поведение врача, если бы он, видя страдания неверующего человека, злорадствовал и думал: «Будь он верующим, то нашел бы утешение у священника». Если утопающий не умеет плавать, мы же не говорим себе: «Надо было ему учиться плавать». В такой ситуации мы оказываем человеку помощь, даже не являясь инструкторами по плаванию. Врач, который занимается душепопечительством, находится в вынужденном положении. «Хочет он того или нет, но в ситуациях жизненных невзгод, помимо болезней, обязанность давать советы сегодня возложена на врача больше, чем на душепопечителя» и «нельзя изменить то, что сегодня люди с проблемами идут не к духовнику, а по большей части к врачу, в котором ищут опытного советчика» (Вайтбрехт). «Именно пациенты возлагают на нас задачу взять на себя обязанности душепопечителей в психотерапии» (Густав Балли), «наш век вынудил врача взять на себя исполнение все большего объема задач, которые раньше были делом священников и философов» (Карл Ясперс). Медер также считает, что «этот поворот навязан самой ситуацией», а Шульте пишет, что «слишком часто психотерапия вынуждена становиться душепопечительством».

Ввиду «миграции западного человека от душепопечителя к невропатологу» возникает угроза ошибки в диагностике, которая должна дифференцировать собственно болезненное, то есть невроз, и человеческое, например экзистенциальный кризис. Врач может ошибочно поставить диагноз психического заболевания там, где имеет место нечто существенно иное, то есть проблема духовного плана, – иными словами, там, где место психогенеза давно занял ноогенез.

Не исключено, что психотерапия, игнорирующая специфически человеческую проблематику, проецирующая ее из пространства человеческого на субчеловеческую плоскость, будет не только беспомощной в отношении экзистенциальной фрустрации, но даже поспособствует ее вытеснению, а значит, возникновению ноогенного невроза. Кажется, такие опасения не мучили Вандерера из Центра поведенческой терапии (Беверли Хиллз, Калифорния), который в случае экзистенциальной депрессии применял технику поведенческой терапии под названием «остановка мысли»[189].

То, что не только поведенческая терапия, но и психоаналитическое лечение может игнорировать специфически человеческую проблематику и что это может коснуться не только пациента, но и терапевта, видно из следующего протокола.