Незабудка [сборник 1987, худож. О. П. Шамро]

— Дуррути, бригада всего два дня на передовой. Ты знаешь, как хорошо расценил народ, что анархисты, наконец, из глубокого тыла пришли драться в Мадрид. И ты знаешь, какое нехорошее впечатление произведет уход бригады. Что тебя заставляет предпринять этот шаг?

Дуррути опустил голову и тихо сказал: «Знаю все, все знаю, но они требуют».

Он снова вскочил и зашагал по ковру. Стиснув кулаки, остановился и, сверкая глазами, сказал: «Поеду в бригаду. Сейчас же».

— Я с тобой, — предложил Хаджи.

— Нет, нет! — словно испугавшись, воскликнул Дуррути. — Нет, я один поеду, — и решительным шагом направился к себе в кабинет, кинув на ходу охране: «Машину. В бригаду».

Он быстро затянул на байковой куртке пояс с пистолетом, мы вышли на улицу. К дому подъехала машина с охраной… Он кинулся в машину, и она в сопровождении четырех мотоциклистов рванула с места. Мы с Хаджи поехали в штаб обороны Мадрида…

Через час, проходя по коридору штаба, я увидел Хаджи. Он стоял спиной ко мне, глядя в окно. Я его окликнул. Он повернулся, и я увидел, что его глаза полны слез.

— Что случилось?

— Они убили Дуррути. Только что убили.

Предательский выстрел в спину оборвал жизнь Дуррути в момент самой напряженной борьбы его с самим собой и с «классическими» анархистами… Он был честным человеком, он уже готов был сделать правильные выводы из всего, что происходило на его родине, — и его убили.

«Дуррути обещал очистить колонны от враждебных революции лиц, — писал позже маршал К. А. Мерецков. — Но должного порядка так и не навел. Последствия не замедлили сказаться. Под Мадридом его отряды сражались неудачно, а Дуррути вскоре погиб от шальной пули… Я был уверен, что это кто-то из „своих“ отомстил ему за попытки наладить дисциплину. Мне очень жаль было этого отважного парня с невообразимой путаницей в голове, но лично честного и по-своему принципиального».

А что касается военного советника у анархиста Дуррути, дважды Герой Советского Союза генерал армии П. И. Батов вспоминал, что этот человек обладал «страстной целеустремленностью и неутомимой изобретательностью в борьбе с врагом… В Испании наш дорогой Ксанти (так его там величали) помогал защитникам республики организовать разведку. К сожалению, еще не настало время, чтобы в полный голос рассказать о деятельности этого человека, а когда настанет — люди будут читать и удивляться, и радоваться, что среди них живут такие натуры…»

Встреча на крыше

Маленький отряд перебрасывали с места на место девять раз на дню и каждый раз посылали туда, где трещала и рвалась линия обороны Мадрида. Капитан и его боевые товарищи, покрытые гарью и пылью, похудели так, что комбинезоны висели на них, как на вешалке. Покачивались от усталости, мучительно хотели спать, досыта поесть, утолить жажду. Капитан Грейзе уже стал легендарным «танкисто русо».

В обеденное время Арман приехал на ремонтную базу в Алкала де Энарес. Неподалеку от памятника Сервантесу, уроженцу этого местечка, Арман встретил огорченного полковника Кривошеина.

— Сегодня получен приказ, — сказал Кривошеин. — Наш отряд отзывается на Родину. Но нельзя уехать, не попрощавшись с товарищами из комитета обороны Мадрида.

В Центральном Комитете испанской компартии их приняли Хосе Диас, Долорес Ибаррури, Антонио Миха, их соратники.

— Солдатам от приказа деваться некуда, — горестно развел руками Кривошеин; через несколько дней он навсегда перестанет называться полковником Мелле. — Вот если бы вы попросили Москву, товарищ Диас, может, оставили бы…

— Кое-кого выпросили, а остальным придется уехать.

— Может, в «кое-кого» и мы угодили? — спросил Кривошеин.

— Угодили, да не все. Вам об этом скажет ваше начальство. Например, капитану Грейзе прощаться рано. А с вами, полковник Мелле, и с группой храбрых танкистов мы расстаемся с сожалением.

Теплые слова благодарности, дружеские объятия…

Из здания ЦК Арман на своем броневике заторопился в «Телефоника-сентраль», чтобы с высоты шестнадцатого этажа уточнить боевую обстановку на реке Мансанарес.