Незакрытых дел – нет

Собрания редколлегии поэт почитал за святыню. На некоторые встречи он, бывало, опаздывал на несколько дней, если не на неделю или больше, на некоторые мог вообще не прийти – естественно, их не отменяя, зато на редколлегиях «Беселё» объявлялся с точностью Биг-Бена и аккуратным женским почерком правил до последней запятой вверенные ему рукописи. В конце улицы Режю уже полгода стоял вагончик дорожно-ремонтного предприятия, из крошечного окошка которого сотрудники Министерства внутренних дел фотографировали всех, кто приходил в адилигетский дом. Сиих своих намерений они не скрывали, и направлявшиеся в дом люди иной раз даже махали им рукой. Набившиеся в тесный вагончик секретные сотрудники служили вечным предметом для шуток. Видимости ради они даже вскрыли на одном участке разбитый асфальт, чтобы был повод производить дорожные работы.

– Где мои сигареты? Где мартышка?

– Майя? На кухне. Они там с мамой.

– Тогда я прихорошусь.

– Рождество будет снежное, ты разве не рад?

Поэт оглянулся.

– Черта с два будет. Ничего ты в этом не понимаешь. – И он снова исчез в задней комнате, где сын г-жи Папаи перевидал в свое время столько семейных сцен. Когда родители дрались, точнее, когда мать колотила отца, потому что он не давал поставить себе клизму и маслянистая вода выливалась из груши прямо на постель. Заслышав шум, он вбегал в комнату и прижимал отца к кровати, а тот, как раненый зверь, извивался у них в руках на мокрой простыне.

Поэт, хотя по нему было трудно это сказать, любил принарядиться. Черный костюм, отглаженная белая рубашка и серый галстук составляли его любимый наряд. Сейчас он, ругаясь вполголоса, искал в одной из лежащих на полу сумок свой серый галстук в сиреневую полоску.

Г-жа Папаи беспомощно и в то же время восхищенно наблюдала, как под руками молодой женщины едва ли не сами собой образуются кристальная чистота и порядок. Ее охватил какой-то паралич, пересилить который ей стоило большого труда. На плите уже клокотал кофейник, Майя одним движением протерла пластмассовый стол, подмела пол и крикнула с кухни:

– Ребята, выкиньте кто-нибудь мусор!

Сын г-жи Папаи, усевшийся тем временем за пишущую машинку, чтобы зафиксировать события предыдущего дня, вскочил с места, услужливо подхватил мусорное ведро, подрулил к громоздкому мусоропроводу на другом конце лестничной клетки, высыпал туда содержимое ведра и вернулся назад. К этому времени на столике в гостиной уже дымились четыре чашки кофе, на кухне поэт рассыпался в комплиментах его матери, а та в ответ громко смеялась.

* * *

Оставшись одна в квартире, г-жа Папаи тщательно заперла входную дверь и оставила ключ в замке. Первым делом она осмотрела комнату сына. На полу рядом с кроватью среди нескольких других книг лежал отпечатанный на гектографе выпуск «Беселё». Она подняла его с пола и спрятала за книгами, стоявшими в ряд на застекленной книжной полке. Потом поняла, что так не пойдет – журнал все равно было видно, – снова вытащила его и понесла в кладовку, где с горем пополам сняла с верхней полки один из обшарпанных, с выщербинами чемоданов. В нем лежал всякий хлам: бедуинское украшение для седла, ожерелья, медные кувшины, разрозненные фотографии, старые газеты с заметками Папаи, жемчуг, нитки для вышивания, большой деревянный верблюд, которого Папаи притащил из Каира тридцать лет назад, проломленный глиняный барабан – г-жа Папаи торопливо сунула туда «Беселё», защелкнула замки и с тяжелым вздохом взгромоздила его обратно на полку. Она задыхалась в облаке поднявшейся пыли, ей было горько. Вернувшись в комнату сына, она замерла перед книжной полкой при виде листочка, на котором ее собственным почерком была записана арабская пословица: ВРЕМЯ КАК САБЛЯ – НЕ ТЫ ЕГО, ТАК ОНО ТЕБЯ. Она остановилась у письменного стола, посмотрела на пишущую машинку «Консул», в которой остался наполовину заполненный лист с проставленной сверху датой – 20 декабря 83 года, вынула его и положила на стол лицом вниз. Она знала, что сын придет в ярость, если узнает, но ее это не интересовало. Она вдруг заметила конверт с написанным чужой рукой адресом. Немного помявшись, не выдержала и запустила руку вовнутрь. Пока она вынимала написанное по-французски письмо, из конверта выпала фотография. Она подняла ее с пола: на нее смотрел юноша-мулат с курчавыми волосами. Ее передернуло, и она быстро засунула письмо в конверт. Сняв с полки еще несколько книг, затолкала их обратно корешками к стене. Комнату гостей она тоже осмотрела.