Незакрытых дел – нет

Покончив со всем этим, она уселась на зеленом диване в гостиной и поставила телефон на столике перед собой. Водрузив очки на нос, принялась листать записную книжку – чем дальше, тем импульсивнее. Сама эта записная книжка находилась в довольно-таки диком состоянии. Обложка давно оторвалась, страницы выпадали, и хотя сначала она старалась записывать имена в алфавитном порядке, потом эту привычку забросила. Рецепты и визитные карточки были вложены прямо между страниц, а под номерами телефонов, равно как и над ними, обнаруживались восклицательные знаки, заметки, названия лекарств, никак не связанные со всем этим почтовые адреса, отдельные слова на иврите, обрывки английских предложений и нацарапанные как попало размашистыми буквами стихотворные строчки с орфографическими ошибками – «Краска стыда тело мое заливает. Тысяча игол мозг мой пронзает», – страницы, выпавшие из этой книжечки с мягкой обложкой, г-жа Папаи почти никогда не засовывала на место и теперь качала головой в укор самой себе: найти что-либо в этой окрошке было практически невозможно. «Уфф!»

Стон нетерпения вырвался из ее груди, когда она наконец наткнулась на то самое имя и телефон. Она сделала глубокий вдох и начала набирать номер.

3

Через десять минут снизу позвонили. Г-жа Папаи стояла наготове в прихожей у домофона; трубку она сорвала со стены таким движением, как будто это вопрос жизни и смерти, вежливо поприветствовавшему ее мужчине ответила громким «Добрый день!». «Седьмой этаж, от лифта направо!» – прокричала она в трубку. «Мы знаем», – неожиданно ответил вежливый мужской голос. Распахнув двери настежь, г-жа Папаи встретила облаченных в комбинезоны мужчин: один был в берете, сумка с инструментами в руках, другой – в кепке, третий нес небольшой черный чемодан, но сразу они входить не стали, а еще долго и громко топтались на вспученном растрескавшемся линолеуме перед несуществующим ковриком, стряхивая с обуви снег. Тот, что в берете, еще и аккуратно постучал ногой по замалеванной зеленой краской стене, чтобы выбить подтаявший грязный снег из рифленой подошвы своего сапога. «Проходите, проходите, пожалуйста, невелика беда, я все равно убираюсь!» – закричала – пожалуй, опять слишком громко – г-жа Папаи, которой совсем не улыбалось, что кто-то из соседей увидит ее гостей. Газовщики и водопроводчики приходят по одному, а этих было трое. Она смотрела на незнакомых мужчин со странной смесью доверия и подозрительности, не понимая, насколько с ее стороны допустима приветливость или насколько навязчивым может показаться ее поведение.

– Где? – спросил тот, что с усами, на вид старший по званию, и г-жа Папаи сразу же провела своих гостей в среднюю комнату, так называемую гостиную, и указала на окно. «На третьем этаже», – многозначительно добавила она. Мужчины на какое-то мгновение уставились друг на друга, едва не позабыв легенду, которой во время утренней оперативки им, естественно, прожужжали все уши. «А нельзя без свидетелей?» – спросил тогда старший по группе у капитана Мерца, но капитан Мерц был непреклонен. «Вторгаться в квартиру, – сказал он, – было бы слишком рискованно, потому что нам не просчитать, когда хозяин бывает дома, а постоянное наблюдение – лишняя трата времени и денег. Г-же Папаи можно полностью доверять. К тому же она не знает, какова истинная цель визита. В любом случае у вас с собой должен быть фотоаппарат. Внутри квартиры тоже обязательно пофотографируйте, чтобы мы знали расположение комнат. Снимите все помещения. Если найдете нелегальные издания, тоже их сфотографируйте. На все про все у вас примерно тридцать минут. Установить надо во всех трех комнатах. С этими удлиненными квартирами одна канитель». – «Справимся», – устало откликнулся человек в берете, которому в тот день предстояло выполнить три таких задания.