Нежность к ревущему зверю

Через час заместитель начальника аэропорта устроил экипаж в пустующей гостинице для летнего состава, установил охрану самолета, вручил Лютрову подтверждение приема посланной на летную базу радиограммы о вынужденной посадке, и когда Лютров протянул ему в знак благодарности руку, он задержал ее, неожиданно объявив:

— А я вас знаю.

Лютров внимательно посмотрел на крепко подбитого жирком человека в синей форме с золотыми шевронами, силясь вырвать из памяти ничем не примечательное улыбающееся лицо. Но тщетно. Он не мог вспомнить этого человека.

— Вот задача, — сказал Лютров и в самом деле озадаченный тем, что плохая память может иногда обидеть, черт возьми, хорошего человека.

А тот, как нарочно, терпеливо ждал, не стараясь опередить событие, уверенный, что вспомнить его — дело времени.

Не надеясь вспомнить, Лютров смущенно потянул вниз бегунок застежки-«молнии» на кожаной куртке (погода стояла жаркая для начала мая), взял из одной руки в другую небольшой мягкий чемодан с брюками, бельем, плащом и несессером: привычка брать с собой про всякий случай самое необходимое на этот раз оправдала себя.

— Так и не вспомнили? — полный человек снял фуражку, протер платком внутри околыша.

И тут в памяти Лютрова всплыло: ей, как видно, не хватало вот этих вьющихся волос, впадины на низком лбу и торчащих, как две приклеенные детские ладошки, ушей. Из «картотеки» памяти показался листок с расплывшимся портретом.

— Погодите… Мы с вами служили в училище!

— Да, — сказал тот, — вы были моим инструктором.

— Летаете? — спросил Лютров, изо всех сил стараясь вспомнить фамилию.

— Нет, меня вскоре списали.

— А, вот в чем дело. Поэтому-то я вас и не запомнил…

— Кого-кого, а меня должны были запомнить…

«Он решил замучить меня», — подумал Лютров.

— Я ж вас чуть не угробил на экзаменах. И самого себя, конечно.

— Вот вы кто! Теперь я и фамилию вашу вспомнил: Молчанов?

— Колчанов.

— Простите, Колчанов… Однако время-то идет, а? — Лютров с улыбкой оглядел фигуру бывшего курсанта.

— Да, малость отяжелел! — Он засмеялся и похлопал Лютрова по плечу, давая понять проходящим мужчинам в такой же, как у него, форме, что этот рослый летчик-испытатель аварийно посаженного, стоящего под охраной, громадного самолета его приятель.

— Что, Алексей Сергеевич? Как говорится, подобные происшествия не каждый день бывают, — предваряюще начал Колчанов, заискивающе глядя па Лютрова. — Я сейчас звякну жене, закажу пельменей, ну и всего прейскуранту, как положено по такому случаю, идет?

— Не знаю, удобно ли? Незваный гость…

— Брось! — почти закричал Колчанов, маскируя восторгом переход на «ты», а может быть, считал, что сам факт приглашения в гости давал ему такое право.

Отметив это про себя, Лютров все-таки не мог устоять перед явной радостью бывшего курсанта, да и самой неожиданностью встречи.

— Честно говоря, званых-то я и не люблю, да и жена у меня… — начал Колчанов, но так и не договорил, что за жена у него. — А вот со старыми друзьями, тут уж!

«Пусть будут «старые друзья», — решил Лютров, — никуда не денешься, вот только перед ребятами неловко — уединяться после такой оказии…»

В большом номере с половичками возле каждой из восьми кроватей за круглым столом с пустым графином лениво играли в «дурака» Чернорай, Саетгиреев, Тасманов и Костя Карауш. На них были те же кожаные куртки, но вместо форменных — обычные брюки, да вместо верблюжьих свитеров — свежие сорочки. Углин сидел на кровати в голубом исподнем белье и, расставив на доске шахматные фигуры, решал задачу из какой-то старой газеты.

«Ждут. Собрались куда-то, позвонки», — подумал Лютров.

— Леш, — неуверенно начал Костя, — мы туг решили…

— Взять шефство над местным рестораном?

— Поскольку завтра все одно делать нечего…

Лютров поглядел на Чернорая и по его улыбке понял: решай, мол, сам, меня уговорили. Саетгиреев старательно потирал ладонью бритый подбородок, неумело скрывая свое причастие к общему решению. Тасманов переводил взгляд с сидящих за столом на Лютрова и улыбался, как школьник, за чью проделку в переплет попал сосед по парте. Лютров повернулся к Углину, подобравшему под себя худые ноги в шелковых подштанниках.

— Ваше мнение, Иосаф Иванович?

— Противопоказаний нет, — не отрываясь от шахмат, сказал ведущий инженер. — Более того: если начальство решит менять насосы, мы тут поживем.

— Ладно, валяйте.

— Командир, а ты вроде уклоняешься? — поинтересовался Костя Карауш.

— Да я тут своего бывшего курсанта встретил. Зовет к себе, и отказать неудобно.

— Везет людям.

Все, кроме Кости, вышли в коридор. Карауш замешкался у выхода, переступая с ноги на ногу, потирая руки.

— Что, одессит, никак поиздержался? — спросил Лютров.

— Надысь, понимаешь, разгончик учинил в сельской местности…

— Держи, хватит? — Лютров протянул ему двадцать пять рублей.

— Уложусь, надо полагать.

— Ну и смета у тебя, Костик, — заметил Углин.

— Вы, Иосаф Иванович, человек мыслящий, а не понимаете, что ресторан — учреждение с накладными расходами… Ну, бывайте.