Нежность к ревущему зверю

— Командир, разрешили третий эшелон набирать, девять тысяч.

Его перебил Углин.

— Подождите, подождите… Командир! Алексей Сергеевич!

— Ау!

— Вот какой вопрос: мы сейчас где находимся?

— Булатбек, уточни.

Связанные самолетным переговорным устройством (СПУ), все на борту слышали каждое слово, к кому бы оно ни относилось.

— Подходим к городу Перекаты, — начал Саетгиреев, — удаление от места взлета…

— Сколько мы ушли? — торопил Углин. — Чего-то у нас непорядок.

— Удаление — двести пятьдесят километров.

— Так, двести пятьдесят, — голос Углина звучал тревожно. — Значит, если верить топливомерам…

— Так, — сказал Лютров, чуя недоброе.

— …У нас топлива сейчас… восемнадцать тонн. И уходит очень быстро.

— Что вы, ребята? — Лютрову было чему удивляться: перед вылетом на борту находилось около шестидесяти тонн горючего.

Но по диктующему голосу Углина Лютров понял, что ведущий не только старается быть точным в подсчетах, но и требует, чтобы к его словам отнеслись серьезно.

— Впечатление такое, — продолжал он, — что с одной стороны, с левой, уходит топливо. Очень быстро.

— Так.

— Кроме седьмых баков, — добавил бортинженер Тасманов.

— И расходный тоже уменьшается. Поэтому…

— Так.

— Ну и шутки у вас, Иосаф Иванович, — невесело сказал Костя Карауш.

— Увы, Костя, это не шутки… Так вот насчет эшелона. Может быть… До Перекатов сколько?

— А сядем мы там? — Чернорай понял, куда клонит ведущий. — Булатбек, сколько там полоса?

— До Перекатов триста. Полоса…

— Запасной аэродром у нас какой? — опять спросил Углин.

— Полоса в Перекатах две… да, две тысячи метров.

— Давайте тогда вернемся, — сказал Тасманов.

— Погодите. От места взлета сколько ушли? — спросил Углин.

— Двести пятьдесят.

— Тогда погодите разворачиваться, лучше идти на Перекаты.

— Булатбек, в Перекатах что за аэродром? — спросил Лютров. — Я там не был.

— Новый аэродром, бетонная полоса. Я был на нем.

— Костя, запроси погоду Перекатов, быстро, сказал Лютров.

— Понял: погоду Перекатов.

— Восемнадцать тонн, — сказал Лютров, — это, братцы, надо снижаться.

— Да, надо снижаться, отозвался Углин. — И садиться в Перекатах. Что-то с топливом…

— Сколько до Перекатов, Булатбек? — спросил Лютров, — Около двухсот пятидесяти, командир.

— Надо снижаться, — сказал Тасманов.

— И обратно двести пятьдесят?

— Обратно уже больше, — проговорил Чернорай.

— Командир, погода в Перекатах ясная, слабая дымка.

— Булатбек, настраивайся на Перекаты, — распорядился Лютров.

— Чтобы не возвращаться, — сказал Чернорай.

— Хорошо, — сказал Лютров. — А как вес? Если мы будем считать, что у нас восемнадцать тонн, а на самом деле вес будет большим? Как мы будем себя чувствовать на полосе аэропорта?

— Ничего, — отозвался Тасманов.

— Ты уверен, что топливо действительно уходит?

— Я грешил на приборы, но они работают.

— Значит, так, — сказал Углин. — Топливо у нас уходит с левой стороны, правая показывает правильно.

— Так.

— Вот и по расходному баку видно…

— Так.

— …Поэтому… если мы ошибемся…

— Так…

— …И у нас в Перекатах вес будет максимальный…

— Так.

— Сейчас я вам скажу… Сто, около ста двадцати восьми тонн. Ничего страшного не будет. А если мы не ошибемся, упадем без керосина.

— Верно.

— Давайте прямо на Перекаты.

— Булатбек, какие машины там садятся?

— «АН-24», «ИЛ-14». Полоса хорошая.

— Ну, добро, пошли на Перекаты. Давай, Булатбек.

— Сейчас, командир, готовлю, — Саетгиреев разворачивал карту.

— Костя?

— Да?

— Свяжи Славу с Перекатами, быстро. Слава?

— Да?

— Докладывай, что идем к ним аварийно.

— Понял.

— Слава, работай, — сказал Карауш,

— Понял. На какой станции?

— На обеих.

— Понял, на обеих… Я — 0801, я — 0801, у меня на борту непорядок, буду садиться у вас, доложите возможность посадки…

Сквозь шум с земли донеслось:

— Перекаты-один, Перекаты-один… Вас понял, посадку разрешаю.

— Вас понял. Повторяю: посадка аварийно, возможно — с ходу, обеспечьте полосу… Возможна посадка с ходу…

— Перекаты-один, Перекаты-один… Вас понял, посадка с ходу.

— Алексей Сергеевич, — позвал Углин.

— Ау?

— Ощущаете крен самолета в правую сторону?

— Да, есть.

— Значительный?

— Нет, не очень.

— Когда будет значительный, скажете. Сколько до Перекатов?

— Двести. Ровно, — сказал Булатбек,

— Что, пора снижаться? — спросил Лютров.

— Подожди, — сказал Чернорай.

Его перебил Углин.

— Алексей Сергеевич, сейчас магистральный топливный кран перекрыт, будет крен, возможно, значительный…

— Хорошо, понял. А слева продолжает убывать?

— Да.

— Здорово?

— Костя, надо передать на наш аэродром, что мы аварийно садимся в Перекатах, — сказал Чернорай.

— Наш не слышит уже. Я через Перекаты с ним свяжусь. Слава, работай с землей.

— Я — 0801… Вас понял, снижаюсь… Курс сто тридцать пять. Повторите! Понял, курс — сто тридцать пять… Леша, занимай пять тысяч, курс сто тридцать пять.

— Понял.

— Командир, левые двигатели могут остановиться, — сказал Тасманов.

— Левые могут встать? Без топлива?

— Правые, а не левые, наверно, — сказал Чернорай.

— Левые, левые! — крикнул Тасманов.

— Горючее-то у нас держится на левой стороне? — У Чернорая были свои выводы после всего услышанного.

— Ушло с левой!

— Уходит с левой, — уточнил Углин.