Незримый фронт Отечества. 1917–2017. Книга 1

«Эх, и толковый же парень был Зуев… — решительный, смелый, умница…» — вспомнились слова начальника особдива. И в то же время мелькнула мысль: «А таков ли ты сам-то, товарищ Копалов? Ведь, наверное, сразу же тебе сообщили, что Зуев ранен. Смертельно, но был еще жив! Как можно было не добраться до него непосредственному начальнику, не услышать последние просьбы и советы? Ведь каких-то из них, вроде этого на промокших страничках, он никому, кроме тебя, начальник, и доверить не мог. Н-да, вот тебе и “горячее сердце”. Видно, есть у тебя от чекиста лишь “холодная голова” да “чистые руки”, хотя… “Не миндальничайте там!” — разве это чистые? А ведь поди-ка где-нибудь на трибуне станет распинаться: “Мы — гуманисты. Мы — солдаты Дзержинского!”».

Как бы там ни было, в полку катастрофические потери и причины известны. Надо сообщать. Если не будет сильного огневого прикрытия, бросать в наступление полк преступно. Майор прав.

С этой мыслью политрук, согнувшись, нырнул под тент.

На КП батальона Кириллов, взяв телефонный аппарат на колени, ссутулился над ним:

— «Виноград»? Это Кириллов. Соедините меня с «факелом». Как нет связи? Вы что, издеваетесь?! Ну и что? Какое мне дело, что у вас перебило, чтобы вас самих там всех… — не договорил. — Дайте первого, коли так… Ах, исправили? Спасибо нижайшее, в ножки, девушка, кланяюсь… — и, сменив ернический тон, — да знаю, знаю, что вы ни при чем. Ну, извините великодушно. Давайте Мазилова. Мазилов? Кириллов говорит. Ты хоть сегодня-то поможешь как следует? Надеешься? Да мне не надежды твои надо. Твои, брат, надежды только фрицев греют… Тогда докладывай первому сам и скажи, что Кириллов работает не на мясокомбинате имени товарища… (майор поперхнулся, взглянув на Белозерова). И вот что, Мазилов, мы сегодня по горло были сыты твоими огурчиками. Смотри, наконец, в оба, куда их отправляют. Понял меня? Время-то знаешь? Ну, успеха. Да ладно, пошел ты ко всем чертям и к их мамашам!

Майор передал аппарат телефонисту. С Белозеровым вышли в окоп.

Где-то поблизости шлепнулась мина. Осколки и камни просвистели мимо. Комполка вытер рукавом лицо, все залепленное брызгами грязи.

Смеркалось. Небо от Шлиссельбурга затягивалось тучами. С севера дул леденящий ветер.

— Немчура, по-моему, тоже собирается к нам сегодня. Не упредили бы… — сказал Кириллов. — Постреливают вяло, пристрелочку ведут вроде по своим бывшим блиндажам — чуют, что мы их приспособили под КП. Моторы, говорят, с утра шумели — кого-то или что-то подбрасывали.

— А что дает полковая разведка?

— А вы лучше спросите, где она? — глухо ответил командир полка. — На переправе. И вчера в потасовке почти всех разведчиков накрыли. Формируем заново. Жду вот Агеева. Из госпиталя возвращается. Единственный с опытом. Ночью послед них троих послал за «фигурную рощу». Ни один не вернулся. Что вы встревожились? Не отрицайте — по глазам вижу. Понимаю: у каждого есть свои задачи, по задачам и мысли. Можете быть уверены — не переметнулись. Погибли — это да. Как в себя верю. Такие, как Волков, Молочков, Колинько, не сдаются.

Майор Кириллов сказал все это с таким необычным даже для него металлом в голосе, что особист, у которого действительно мелькнула было недобрая мысль, воспринял веру командира части в своих разведчиков как в не подлежавшую сомнению истину. Командир начинал ему все больше нравиться как человек. И с все большим сомнением, в который уж раз, политрук вспоминал напутствие начальника особдива.

Между тем майора вновь позвали к телефону, и он, шагнув в землянку КП, приказал после краткого разговора с начальником штаба переключить через полчаса его номер снова на батальон. Через комбатов занялся проверкой готовности полка.

Белозеров, подняв воротник и застегнув его на крючок, пошел по траншее к «переднему краю», ближе к людям, с которыми по сигналу махнут через бруствер и, была не была, помчатся к противотанковому рву, станут, поливаемые железом, рваться вперед, бросая гранаты.

Падать, вслед за броском, на землю. Вскакивать после разрыва в горячую смрадную тучу песка или торфа, возвращающихся с неба. Бежать, прыгать в окопы противника…

Через пятнадцать-двадцать шагов от КП два бойца набивали патронами диски «примуса», как прозывался пулемет Дегтярева, должно быть, из-за раструба ствола, изрыгавшего пламя перед «сковородкой» магазина. Пока второй номер брал из цинки патроны и продолжал их с пощелкиванием укладывать веером в «сковородку» запасного диска, первый втыкал сошки пулемета в утрамбованную площадку замаскированной ниши в бруствере на свороте окопа. Старался узреть пошире сектор обстрела и укрепиться на ступеньке, подрытой в стенку.

Дальше десятки красноармейцев в ватниках, шинелях, бушлатах, сидя и стоя, протирали винтовки, пополняли свои подсумки, подгоняли ремни, закладывали детонаторы в гранаты. Нервно, вполголоса подшучивали друг над другом, что-то писали на клочках газетной бумаги. Не было угрюмости, мрачности в лицах. Была сосредоточенность на чем-то своем, еще недоделанном, неотложном, что, возможно, уже никогда не приведется больше и делать.