Незримый фронт Отечества. 1917–2017. Книга 1

Все уставные понятия о примерных расстояниях между командными пунктами, как в том убедился Белозеров, то есть о дистанции подразделений, частей, соединений на театре, здесь на «пятачке» были не то чтобы условностью, нет, — нелепостью. Командующие, менявшиеся как фигуры в калейдоскопе, за месяц-полтора натолкали на два квадратных километра девять дивизий, бригады, отдельные полки. Те, кто не пошел на дно при переправе, устилали, переплетаясь живые с мертвыми, открытое поле. А это поле, квадрат за квадратом, накрывали тонны металла, летевшие с неба и рассыпавшиеся над землей раскаленным градом. Командные пункты полков и батальонов или совмещались, или находились один от другого в полусотне метров, не говоря уже о НП[51], но вот преодолеть эти полсотни метров было куда сложнее, чем километровые расстояния в обычной боевой обстановке.

КП батальона, являвшийся и наблюдательным пунктом полка, находился в расширенной воронке от авиабомбы, перекрытой бревнами и землей. Ячейка комбата была врыта в стенку. А еще было место, которое занимали то комиссар, то начальник штаба. Обрытый угол с земляным уступом предназначался для телефониста и телефона.

Командир и комиссар батальона в момент появления майора оказались в ротах. На месте были старший лейтенант — начальник штаба и телефонист. Первый доложил обстановку. В ротах за прошедший день осталось человек по сорок. Двух писарей, присевших сверить учет по перепутавшимся ротам, в клочья разнесло вместе с их бумагами, поэтому кто жив, а кто погиб, и куда писать извещения пока не ясно. Пульвзвод с ручными пулеметами почти цел. Минометы тоже. Приказ об атаке «на три сосны» получили. Комбат рассредоточил всех пулеметчиков, сам выбирал для них бугры и укрытия. До противотанкового рва семьдесят метров. Передний край немцев за рвом перед насыпью. Огневые — в ячейках на насыпи и за ней по опушке леса. Сменяя позиции, комбат пытался вызвать огонь на пулеметы — не отвечают. Долбят из орудий и минометов в глубину поля — из района Арбузова и из-за Теткина ручья. За «фигурной рощей» с утра прослушивались моторы машин. То ли подбрасывали боеприпасы, то ли танки и пополнение.

— Своих из воронок и буераков вынули всех? Что-то я не встретил.

— Никак нет, товарищ командир полка. Ползал сам. В каждой ямке люди. Не только нашего батальона — всего полка и других частей, даже коньковцы[52]

 и моряки. Переползать всем до темноты — не досчитаемся половины. Ползают связные да санитары. Передают, как вы приказали, подъем в атаку по четырем зеленым ракетам. В случае чего сбор только в траншеях. Про воронки забыть! — Что значит «в случае чего»? — оборвал Кириллов. — Никаких «в случае чего» не может быть! Должны занять немецкие окопы и баста! И гнать дальше!

— Так точно, товарищ майор, понял!

— Ну, вот так, а не «в случае чего».

Однако конец этой фразы Кирилловым был произнесен с таким раздумьем, а обстановка сложилась столь неопределенная, что Белозерову стало ясно: в батальоне уверенности в том, что около сотни их бойцов, если они еще есть в наличии, пересекут противотанковый ров и ворвутся в траншеи немцев, да еще погонят их через насыпь, не может быть. Командиры, как и бойцы, готовы были исполнить приказ, бросаться еще раз к черту на рога, но сломать оставшимися руками эти чугунные рога, к тому же пока и невидимые, да без танков и мощной артиллерии, — бабушка сказала надвое.

И как бы подтверждая эту мысль и боясь, чтобы старший лейтенант не отказался при необходимости использовать окопы переднего, откуда ринется батальон, командир полка многозначительно сказал:

— Так вот, начальник штаба, «не в случае чего», а всегда имейте в виду: готовая траншея, где бы она ни была отрыта вблизи противника, лучше для сбора и развертывания, чем заселение воронок и ям. Вот это пусть все зарубят на носу. Поняли меня?

— Так точно! — поспешно ответил тот, запихивая в порванный осколком рукав, вылезавшую оттуда вату. — Мне следовать с вами? — спросил он, увидев, что майор повернулся к выходу.

— Нет, продолжайте обеспечивать то, что приказано вам комбатом. С ним мы в ротах повстречаемся сами.

Командира батальона Гришина, смуглолицего капитана с огромными, во все лицо глазами, действительно через минуту увидели. Он уточнял боевую задачу ротным, согнувшимся крючками под обугленным козырьком, сохранившимся от сгоревшего дзота. Комбат, увидев командира полка, пытался было доложить обстановку, но тот протестующе поднял руку и приказал продолжать инструктаж, сообщив, что об обстановке информирован на КП.