Незримый фронт Отечества. 1917–2017. Книга 1

— Вот что, политрук, — Кириллов вытер тающий снег рукавом с лица. — Ваш предшественник тратил время на то, что искал в моем полку трусов. А я, не смотря на этих двух, неизвестно чьих, может, сто пятнадцатой и, похоже, уже чокнувшихся, — тоже бывает, верю в своих. Я видел их в деле больше вас. Ваше дело писать — не писать о паникерстве в восьмом полку, если считать это паникерством, и о «принятых вами мерах», — с плохо скрываемым сарказмом произнес майор. — По команде этого не доложить, но я должен вам сказать одно — трусов надо искать не здесь. Кто сюда прорвался — уже не трус. Единицы не в счет. Трусы окопались на том берегу, там, откуда идут команды. И трусы тоже необычные: не перед фрицами — перед своими! — в голосе Кириллова послышались безысходная обида и горечь. — Я не стратег, но понимаю, что смена вынужденной тактики пятящейся обороны, что нас прижала к Петропавловской крепости, смена на активное наступление, где только можно, верна предельно. Командование правильно верит в наступательный дух бойцов. Но почему ему не доложат, что здесь заткнуть животом стволы пушек можно, лишь добежав до них. А добежать фрицы не дадут ни сотням, ни тысячам, ни миллионам, если эти пушки, минометы на укрепленных позициях, которые и знаем, признаюсь, плохо, не подавить огнем. Это все равно, что нагишом в бане плясать на раскаленной каменке — долго не протанцуешь.

Комполка зашагал к Неве, политрук за ним. Но через несколько минут их нагнал возвратившийся порученец. Вместе с ним шел танкист с обгоревшей щекой, рукой на перевязи, в комбинезоне, разрезанный рукав которого был заправлен за поясной ремень. За танкистом, к общему удивлению, топали двое в гражданских ватниках с наброшенными на них маскхалатами, таких же брюках, валенках с галошами, но в армейских касках на головах.

— Товарищ майор, вот эти товарищи, — обратился к комполка лейтенант, — ремонтировали танк, но его подбили. Теперь идут к пристани за деталями.

— Ничего не понимаю, — оглядывая странных гостей, с нескрываемым раздражением сказал Кириллов, — какой ремонт? Какие детали? Ваши документы, — протянул руку.

— Я уже смотрел, — торопился порученец, — все в порядке. Однако «гости» предъявили свои бумаги и паспорта, а Белозеров их перехватил и начал внимательно рассматривать, щурясь в меняющемся каждую секунду освещении.

Танкист, не ожидая конца проверки, морщась от боли в руке, представился:

— Командир Т-38, сто двадцать третьей танковой бригады младший лейтенант Смирнов. Полчаса назад, товарищ майор, я опробовал исправленную ребятами, — показал на спутников правой рукой, державшей шлемофон, — мою машину. Там полк пошел в наступление с вновь прибывшими танками и мне приказали поддерживать. Только двинулся, дал беглым пять выстрелов — снова гады побили траки, поцарапали весь экипаж, — двинул подвешенной рукой, решив показать куда ранило, и заскрежетал зубами от боли.

— А у бывшей пристани наши два танка подбитые, — вмешался один из гражданских, — говорят, не двигаясь, ведут огонь, а гусеницы целы. Так мы, понимаешь, хотим переставить.

Майор в недоумении обернулся, поглядел вокруг в свистящее осколками и пулями небо, и начиная, наконец, понимать, что происходит, с удивлением произнес: — Ну нет, позвольте. Кто вы такие? Как здесь оказались?

— Я, Николай Савин, — ткнул себя в грудь один из пришельцев, чумазый, с заросшим щетиной лицом, — а это напарник Сергеев Иван. Рабочие с Кировского завода. Здесь в командировке… — извинительным тоном, словно чего-то набедокурил, добавил он.

Белозеров, с улыбкой, молча передал командиру полка бумажки-командировочные в воинскую часть от дирекции завода.

Майор невольно рассмеялся:

— Ни хрена себе командировочка! Кто это мог додуматься? И как это вы можете здесь на поле боя заниматься ремонтом? Вы что, святые?

— Товарищ майор, они, повторяю, уже отремонтировали мне машину в карьере у бывшего кладбища, — танкист пока зал шлемофоном к северу. — Там их немцам совсем не видно. Но как я попытался вывести танк, фрицы рубанули и прямо по гусенице…

— А в командировку-то нас послали не сюда, а на тот берег, — перебил его Савин, — приехали, а нам говорят, танки подбитые на «пятачке», значит, здесь. Ну не тащить же их, понимаешь, обратно на правый. Легче было нам сюда переплыть. Там у машины еще парень остался.

Ничего себе «легче», подумал Белозеров. Ну, герои! Не красноармейцы, не военнообязанные. Никто их в пекло послать не мог. Ползают в этом кровавом месиве, делают дело. Ну, народ! А почему они топают по переднему краю почти километр или больше от кладбища, а не по берегу? — мелькнула мысль. Об этом он и спросил танкиста.

— Потому, товарищ политрук, что немцы обстреливают плацдарм за квадратом квадрат, мы это уже приметили, и в окопах налет можно переждать, а по пляжу и по реке бьют без продыху. А нам еще было и до берега-то метров пятьсот, никак не меньше!