Незваная гостья

Она любезно улыбается Кристе, но вокруг глаз и рта чувствуется напряженность, что для нее очень типично. Со временем я научилась распознавать ее настроение. Когда она сердится, лицо у нее напряжено, а когда она довольна, то почему-то напрягается еще больше. И смеется она так, что не расслабишься, а скорее нервный срыв получишь. Да и смех ли это вообще? Больше похоже на шумовой эффект с отзвуками смеха.

Я не понимаю, как Гас вообще может с ней жить. Он такой мягкий и легкий в общении, а она – просто ходячий стресс. Они повстречались, потом он вдруг переехал к ней и сейчас, насколько я понимаю, состоит при кухне и возит Молли и Грейси на балет или еще куда-то, и для встреч со мной у него вечно нет времени.

Когда они только начали встречаться, он бесконечно говорил нам о том, какая Ромилли замечательная, какая она сильная, как увлечена кадровой работой и насколько ей, матери-одиночке, нелегко приходится. С тех пор поток восторгов несколько поиссяк. Сейчас, когда я спрашиваю о ней, он обычно скисает и замыкается в себе. Бин считает, что в этих отношениях он тоже замкнулся в себе, и, пожалуй, права. Но проблема в том, что как он сможет уйти от Ромилли, если не выйдет из себя? Это как бутылочка с нажимно-поворотной крышкой – сначала крышку нужно вдавить, а потом открыть. Гас просто без толку ходит кругами, вместо того чтобы предпринять решительные действия.

Я слышу, как Криста уходит, цокая каблуками по деревянному полу, и меняю позу, стараясь поймать в «глазок» брата. При виде его, такого узнаваемого, мое сердце сжимается. Он пристроился на нижней ступеньке лестницы – маленьким он всегда садился туда, когда хотел подумать, – прислонился к перилам, лениво водит рукой по балясине и явно отключился от происходящего.

В щель я вижу только часть его лица, но это отстраненное, отсутствующее выражение мне хорошо знакомо – в школе у него вечно случались из-за него неприятности. Учителя говорили, что он не сконцентрирован, но это было не так. Просто он концентрировался на чем-то более интересном, чем то, о чем бубнили они. Сейчас, вероятно, он думает о компьютерном коде.

Он поворачивается – я вижу его лицо целиком, и мне становится не по себе. У него не просто отрешенный вид, а изможденный. В лице чувствуется тяжесть, он кажется старше. Когда мы виделись в последний раз? Всего месяц назад. Он не мог настолько постареть за месяц.

– Гас! – рявкает Ромилли. – Гас, ты вообще слушаешь?

Я понимаю, что тоже не слушала. Я слишком сосредоточенно разглядывала брата.

– Извини. – Лицо Гаса виновато дергается. – Я думал, ты разговариваешь с Кристой.

– Криста ушла

, – говорит Ромилли, закатывая глаза с презрительным видом, точно Гас – кретин, и я в немой ярости сверлю ее взглядом сквозь дверцу шкафа. Я всегда подозревала, что в личной жизни она – мегера, и вот тому доказательство.

Понятно, почему Гас так постарел. Все дело в Ромилли. Она отравляет ему жизнь. Он должен от нее избавиться.

– Я говорила, что у нас хорошие новости! – сердито произносит она, и я прижимаю руку ко рту, чтобы не прыснуть со смеха. Это так Ромилли сообщает хорошие новости? Как же она выглядит, когда сообщает плохие?

– И что за новости? – говорит Гас.

– Нас берут! – со сдержанным ликованием объявляет Ромилли. – Она придет к нам завтра утром! Аннет Годдард, – поясняет она, поскольку Гас выглядит непонимающим. – Ты что, забыл? Преподаватель по классу скрипки, чью фамилию мама Майи пыталась от меня утаить. Так вот, она нас берет! Завтра мне выезжать рано утром, – добавляет она, глядя на свой бокал. – Пожалуй, больше я пить не буду.

– Жаль, – с опрокинутым лицом говорит Гас. – Завтра у нас семейный бранч. Я думал, мы утром поваляемся.

Ромилли смотрит на него с изумлением.

– Это Аннет Годдард, – говорит она. – Если Молли и Грейси будут учиться у Аннет Годдард, считай, дело сделано! Их заметят! К счастью, я на всякий случай захватила с собой их скрипки, – резко выдыхая, добавляет она. – Потому что Дагу в этом вопросе доверять нельзя.

Даг – бывший муж Ромилли, о котором она всегда говорит только плохо.

– Девочкам всего четыре и шесть, – мягко замечает Гас. – Это так важно, чтобы их заметили?

Ромилли начинает трясти. Я уже раньше замечала, что это происходит всякий раз, когда ей бросают вызов. Ноздри у нее раздуваются, она дрожит, словно все ее тело реагирует на немыслимое предположение о том, что кто-то может – о боже – с ней не соглашаться

.

– Разумеется, важно! – заявляет она. – Ты хоть представляешь, насколько сильна конкуренция? Тебе статистику огласить?

Я вижу, как Гас чуть заметно морщится, хотя не уверена, что Ромилли это замечает.

– Нет, статистику оглашать не нужно.

– Ты представляешь, какими усилиями мне это дается? – голос Ромилли внезапно срывается, она дотрагивается до своего прекрасного лба.

– Слушай, – Гас кладет руку ей на плечо, – извини. Я просто… неправильно отреагировал. Ты молодец.

Минуточку. Ромилли собирается свалить с семейного мероприятия, а Гас извиняется? Это что же получается?