– Ради девочек я из кожи вон лезу, – мученическим голосом произносит Ромилли, отстраняясь от Гаса и подходя к зеркалу, чтобы подкрасить губы. – Понимаешь? Из кожи вон.
Сейчас она, стоя боком в шаге от моего наблюдательного пункта, наклоняется поправить ремешок на туфле, и я вдруг вижу, какая у нее потрясающая грудь. Я даже моргаю от удивления – как я раньше этого не замечала? Может, потому что никогда не обозревала ее бюст под таким углом? Или это платье такое, особенно откровенное? В любом случае бюст у нее выдающийся, и с этим не поспоришь.
М-да. Возможно, этим объясняется, почему Гас до сих пор ее не бросил. Но, послушайте, нужно ведь не только на буфера глядеть. Но и
– Привет, Ромилли! – слышу я голос Бин и затем мимолетно вижу ее сквозь щель. Она по-прежнему в джинсах и уггах. Ну разумеется.
– Бин! – Ромилли оглядывает ее с головы до ног. – Ты что, не идешь на вечеринку?
– Иду! – выдыхает Бин. – Просто я болтала в саду со старыми друзьями. Так что в каком-то смысле я
– Ну конечно. – Ромилли мило улыбается Бин. – Ладно, пойду поищу что-нибудь безалкогольное. Увидимся.
Она уходит, ее каблуки грохочут по полу ружейными выстрелами, и Гас выдыхает, точно с его головы сняли тиски.
– Привет, – говорит он Бин. – Как дела?
– Ну, как-то так. – Она пожимает плечами.
Бин неуклюже опускается рядом с ним на ступеньку.
– Коктейли, во всяком случае, хороши, – говорит он, поднимая бокал. – Я планирую нажраться до поросячьего визга.
– Хороший план, – кивает Бин.
– Жаль, что Эффи нет, – с унылым видом произносит Гас. – Знаю, она не ладит с Кристой, но… – Он поводит руками по сторонам. – Это же наше прощальное «ура!». Мы все должны быть здесь.
Я чувствую прилив сестринской любви. Жаль, что я не могу его обнять.
– Вот именно, – грустно говорит Бин. – Я уговаривала ее прийти, но она отправилась на свидание. Он спортсмен-олимпиец тире филантроп, – уже оптимистичнее добавляет она. – Звучит впечатляюще, верно?
– В самом деле? – Гас с интересом поднимает глаза. – И в каком виде спорта?
– Она не сказала.
– Держу пари, гребец. Или велосипедист. – Гас принимается гуглить. – Этот? – Он показывает Бин фотографию в телефоне.
– Я надеюсь! – с энтузиазмом откликается Бин. – Такой симпатяшка!
Меня гложет чувство вины, но я его давлю. Это была белая ложь. В любви и на войне с Кристой все средства хороши.
– Мне нужно переодеться, – врывается в мои мысли голос Бин. – Хочу посмотреть на кухне какую-нибудь мелочовку для Эффи. Ей ведь всегда нравились формочки для желе?
– Формочки для желе? – недоуменно переспрашивает Гас. – Не знаю.
Боже мой, формочки для желе! Я про них совсем забыла, но сейчас страстно хочу, чтобы они уцелели. Особенно с ананасиками. Раньше мы в ней всегда делали желтое желе. Я ее обожала. Она напоминает мне о счастливых воскресных днях на кухне, и это именно тот самый старый скарб, который Криста непременно выбросит.
Я обеспокоенно смотрю в «глазок» на Бин. Может, отправить ей сообщение? Но нет. Я как бы на свидании. Хотя, может, черкнуть что-нибудь в таком роде:
Свидание с олимпийцем в шикарном лондонском ресторане просто отпад! Он мужчина моей мечты! Пьем шампанское за здоровье друг друга! Кстати, я тут подумала: прибери-ка ты формочки для желе.
Не годится. Слишком подозрительно.
– Помнится, Эффи нравилась ананасовая, – вставая, говорит Бин, и у меня отлегает от сердца. – Ладно, пойду переодеваться. Увидимся.
– Я еще минутку посижу и пойду.
Бин уходит, а Гас снова прислоняется к перилам и пишет сообщение. Затем он вдруг тихо произносит: «Дерьмо!» – и я настораживаюсь. Не нравится мне этот возглас.
На несколько мгновений воцаряется тишина. Неужели Гас не ощущает моего присутствия? Я не могу поверить! Вот же я, здесь! Но, судя по его реакции, я все равно что призрак.
Гас, как завороженный, смотрит на экран телефона, а я – на него или, по крайней мере, на ту его часть, которая доступна обозрению. Наконец он набирает номер и тихим напряженным голосом говорит:
– Привет. Я только что увидел твое сообщение. Ты серьезно?
Опять следует тишина, на протяжении которой я едва смею дышать. Меня отчасти снедает любопытство, отчасти – чувство вины из-за того, что я подслушиваю частный разговор. Но, в конце концов, он мой брат. И я никому не скажу.
(Кроме Бин. Ей можно.)
– Я так не думаю, – еще тише говорит Гас. – Нет, конечно, я никому не говорил. Если это просочится в прессу, точно нет… Ну, что… – Он внезапно выдыхает, и я вижу, как он трет лицо. – Я имею в виду, если
Я делаю резкий вдох. Обвинения? Какие обвинения?
Гас долго молчит, слушая собеседника.
– Ладно, спасибо, – наконец говорит он. – Прости, Джош, мне нужно идти. И в любом случае я не могу говорить за… Да. Завтра поговорим… Ага. Не лучший. Но будем надеяться, что это не наихудший сценарий.