Николай Григорьевич Егорычев, который был тогда первым секретарем Московского горкома партии, рассказывал мне, как в один из тех октябрьских дней сидел в кабинете Фрола Козлова, тогда уже второго человека в партии. Козлов доверительно сказал:
— Ну, наш дед-то совсем расквасился. Очень он перепугался!
Если бы позиции Хрущева не ослабли, осторожный Козлов ни за что не позволил бы себе выразиться о первом секретаре столь пренебрежительно.
Через два года, в октябре 1964-го, Никите Сергеевичу припомнили и Карибский кризис.
За время своего правления Хрущев причинил Западу массу неудобств, но не добился никаких выгод для собственной страны. Он умел начинать кризисы, но не знал, как их разрешить. Результатом его политики явилась огромная растрата ресурсов без всякой стратегической компенсации.
«Что ж Хрущев? — писал знаменитый режиссер Михаил Ильич Ромм. — Что-то было в нем очень человечное и даже приятное. Но вот в качестве хозяина страны он был, пожалуй, чересчур широк. Эдак, пожалуй, ведь и разорить целую Россию можно. В какой-то момент отказали у него все тормоза, все решительно. Такая у него свобода наступила, такое отсутствие каких бы то ни было стеснений, что, очевидно, это состояние стало опасным — опасным для всего человечества».
Но из Карибского кризиса были извлечены уроки. Вполне вероятно, Хрущев и Кеннеди встретились бы вновь. Но 22 ноября 1963 года президент США был убит.
Жаклин Кеннеди отправила Никите Сергеевичу очень личное письмо. Его перевел от руки Олег Трояновский, и мой коллега Николай Карлович Сванидзе, историк-американист, подарил мне это письмо. Вот что вдова американского президента написала председателю Совета министров СССР:
«Уважаемый господин председатель, хочу поблагодарить Вас за то, что Вы направили господина Микояна в качестве Вашего представителя на похороны моего мужа. У него был такой растерянный вид, когда он подошел ко мне, и это меня очень тронуло. Я попыталась тогда сказать ему кое-что для передачи Вам, но это был такой ужасный день для меня, что я не знаю, выразила ли я то, что хотела.
Поэтому теперь, в одну из последних ночей, которые я проведу в Белом доме, я хочу сообщить Вам, о чем я думаю. Я пишу это только потому, что я знаю, как мой муж заботился о мире и какое важное место в его мыслях занимали отношения с Вами.
В некоторых своих выступлениях он приводил Ваши слова: “В следующей войне оставшиеся в живых будут завидовать мертвым”. Вы и он были противниками, но вы были союзниками в решимости предохранить мир от взрыва. Вы уважали друг друга и могли бы сотрудничать друг с другом. Я знаю, что президент Джонсон сделает все возможное, чтобы установить такие же отношения с Вами.
Моего мужа беспокоило то, что войну могут скорее начать не большие, а мелкие люди. Большие люди понимают, сколь необходимы самоконтроль и выдержка, в то время как мелкие люди порой движимы страхом и гордыней. Если бы только в будущем большие люди могли по-прежнему заставлять мелких людей сесть за стол переговоров прежде, чем они начнут воевать! Я знаю, что президент Джонсон будет проводить ту же политику, в которую так глубоко верил мой муж, — политику контроля и выдержки. И ему нужна будет Ваша помощь.
Я посылаю это письмо потому, что мне хорошо известно, какое большое значение имели отношения, существовавшие между Вами и моим мужем, а также потому, что Вы и госпожа Хрущева так сердечно отнеслись ко мне во время встречи в Вене. Я читала, что у нее были слезы на глазах, когда она выходила из американского посольства в Москве, подписав траурную книгу. Пожалуйста, поблагодарите ее за это».
ЧАСТЬ ДЕСЯТАЯ.
ОКТЯБРЬСКИЙ ПЕРЕВОРОТ
«Кадры решают всё» — в эту сталинскую формулу свято верил и Хрущев. Считал, что ключ к решению любых проблем — умелые люди. Главное — найти их и расставить на ключевые должности.
Ни к кому Хрущев не относился с таким доверием, как к А. Н. Шелепину, и никого не поднимал так быстро, как недавнего вождя комсомола. Первый секретарь ЦК КПСС доверял Александру Николаевичу, ценил его деловые качества, поручал ему самые важные дела, в частности партийные кадры и контроль над аппаратом. Шелепин и Семичастный — вот на кого полагался Хрущев.
Шелепин и Семичастный
Когда Хрущев в 1949 году вернулся из Киева в Москву, вслед за ним в столице появился молодой украинский комсомольский работник Владимир Ефимович Семичастный. О его переводе попросил Хрущев. В штатном расписании ЦК ВЛКСМ создали еще одну должность секретаря ЦК, в конце января 1950 года на Пленуме на нее был избран В. Е. Семичастный. Ему было всего 26 лет.
На ближайшем столичном активе Семичастного посадили в президиум. Искушенные москвичи с интересом разглядывали новичка. Никита Сергеевич, выступая, прямо с трибуны обратился к Семичастному, попросил напомнить что-то, связанное с Украиной. Это подняло авторитет Владимира Ефимовича. Стало ясно, что у него особые отношения с новым главой московских коммунистов.