Никита Хрущев

Кеннеди предложил следующую формулу выхода из кризисной ситуации: СССР убирает ракеты, США обязуются не нападать на Кубу и снимают блокаду. Но Хрущеву нужно было официальное заверение со стороны Кеннеди, что он отказывается от попыток нанести удар по Кубе.

И тут у одного из американских самолетов У-2 вышла из строя навигационная система, и вместо Аляски он 40 минут находился над Чукоткой, не подозревая об этом. Ему на выручку отправили истребитель-перехватчик «Конвэр» F-102, чтобы он увел за собой потерявшего ориентацию пилота. Таким образом, над советской территорией оказались уже два нарушителя . Им наперехват вылетели советские истребители. Когда об этом узнал министр обороны Макнамара, у него не выдержали нервы:

— Это же война с Советским Союзом!

Кеннеди хмыкнул и произнес свою очередную знаменитую фразу:

— There’s always some son of a bitch who doesn’t get the word[27].

Американские самолеты успели исчезнуть раньше, чем подоспели советские перехватчики. Но ситуация уже выходила из-под контроля Хрущева и Кеннеди.

Фидель Кастро жаждал решительной схватки. После появления советского ядерного оружия на острове он решил, что должен поставить американцев на место. Потребовал от советских войск решительных действий и приказал сбивать американские самолеты. Кубинские зенитчики стреляли, но не попадали. Зато дивизион зенитно-ракетных комплексов С-75 «Десна» двумя ракетами сбил американский самолет-разведчик. Летчик погиб. Об этом маршал Малиновский лично доложил Хрущеву. Тот спросил:

— Кто отдал приказ?

— Сами решили, — ответил Малиновский. — Товарищ Кастро приказал сбивать вражеские самолеты.

Наверное, в этот момент Хрущев понял, что ситуация стала настолько опасной, что мир семимильными шагами движется к войне. Еще немного, и военные сами, без приказа, втянутся в боевые действия.

Довольный Фидель Кастро позвонил Иссе Александровичу Плиеву и поблагодарил советских ракетчиков. Обломки самолета собрали и увезли в Гавану, в музей. Мысль о том, что вслед за этим может начаться война, Кастро не пугала.

Хрущев распорядился без его личного разрешения по американским самолетам больше не стрелять. Американцы, разумеется, не знали о его приказе. Они исходили из обратного: русские уже пустили в ход оружие. В Вашингтоне этот день запомнился как «черная суббота». Джон Кеннеди отправил своего брата к советскому послу А. Ф. Добрынину сказать, что «если вы не ликвидируете свои базы на Кубе, то мы сделаем это за вас».

Министерство обороны США представило президенту план удара по позициям советских ракет на Кубе. С каждым днем напряжение усиливалось. Американцы всерьез готовились к удару по Кубе и, вероятно, нанесли бы его, если бы Никита Сергеевич не пошел на попятную.

Хрущев представлялся человеком неуравновешенным, неспособным справиться с эмоциями, но это поверхностное впечатление. Его помощник по международным делам Олег Трояновский считал, что Хрущев почти всегда держал себя в руках, а если выходил из себя, то это была игра на публику.

Никита Сергеевич передал Кеннеди новое послание по открытому радио. Он обещал вывести ракеты с Кубы, но просил в ответ убрать американские ракеты из Турции. Там они были размещены в Турции при Эйзенхауэре: это были уже устаревшие ракеты на жидком топливе — ненадежные, неточные и уязвимые. Когда Кеннеди стал президентом, он сам сказал, что ракеты из Турции надо убрать. Но Государственный департамент уговорил его отложить этот вопрос, чтобы не раздражать турок, которые считали американские ракеты гарантией безопасности. 27 октября Кеннеди получил послание от советского лидера, в котором говорилось: «Мы вывезем наши ракеты с Кубы, если вы вывезете свои из Турции... Советский Союз даст торжественное обязательство не вторгаться в Турцию и не вмешиваться в ее внутренние дела; США должны дать такое же обязательство в отношении Кубы».

Кеннеди велел ответить, что уберет «Юпитеры» из Турции.

На следующий день, 28 октября, Хрущев сообщил американцам, что приказал демонтировать ракеты и вернуть их домой. Все закончилось.

Кризис миновал. В нашей стране многие вообще даже и не узнали о том, что произошло.

Я спрашивал Семичастного:

— Вы сами думали тогда, что война может начаться?

— Думал. У меня такое положение было, что я видел: все может быть. Имейте в виду — холодная война иногда доходила до такой точки кипения, что страшно становилось.

Фидель Кастро был чудовищно разочарован, когда узнал, что ракеты с острова уберут. По существу, на этом его дружба с Советским Союзом закончилась. Впоследствии он рассматривал Москву как дойную корову, которую надо использовать во имя продолжения Кубинской революции...

Вся эта история имела неприятные последствия для Хрущева. Карибский кризис подточил единоличную власть Никиты Сергеевича. Товарищи по партийному руководству увидели его растерянным, они стали свидетелями немыслимого: он признал свою ошибку и отступил.