Никогда не было, но вот опять. Попал 4

«Пушки не могут воевать с идеями» Екатерина Великая. Шестнадцатого сентября 1796 года императрица Екатерина II подписала указ «Об ограничении свободы книгопечатания и ввоза иностранных книг, об учреждении на сей конец Цензур в городах: Санкт-Петербурге, Москве, Риге, Одессе и при Радзивиловой таможне, и об упразднении частных типографий».

Практика же в отношении книгоиздателей оказалась не такой жёсткой — постепенно издательства наладили неофициальные связи с цензурой и согласовывали рукописи, а не готовые тиражи, исправляя указанные цензорами места, что защищало от финансовых потерь и, по сути, представляло собой неформальное возвращение к предварительной цензуре. В последующие 40 лет цензурные правила всё более и более ужесточались. С 1868 года министр внутренних дел получил право запрещать розничную продажу периодических изданий; для многих газет такое наказание было равнозначно разорению. С 1872 года Комитет министров получил право уничтожать тиражи книг без возбуждения судебного преследования; негласное разбирательство в Комитете министров оказалось более удобным для чиновников, чем открытое и формальное судопроизводство, так что с введением данной меры судебное преследование издателей и авторов книг практически прекратилось, сменившись уничтожением тиражей. С 1873 года управление по делам печати начало рассылать редакторам периодических изданий списки тем и событий, оглашение и обсуждение которых правительство полагает нежелательным, нарушение этих рекомендаций влекло за собой санкции. С 1882 года запрещать издания мог не только Сенат, но и совещание министров внутренних дел, юстиции, народного просвещения и обер-прокурора Синода. С 1897 года стало невозможным передавать разрешённое издание от одного издателя к другому без согласования с властями.

https://ru.wikipedia.org/wiki/Цензура_в_Российской_империи

Глава 27

Пётр Петрович Сойкин издатель и меценат оказался довольно молодым симпатичным мужчиною с аккуратной бородкой и усами. Нашему посещению он не обрадовался, но Прудников на это не обратил никакого внимания. Он шумно и весело поздоровался и представил меня, как некую диковинку, вызвав сначала у Петра Петровича лишь вежливую имитацию внимания. Но приглядевшись, Сойкин вдруг сказал:

— А вы не тот ли Щербаков, о котором в столице столько шуму?

Я пожал плечами, не представляя, что на это ответить, но мой куратор, не слишком заморачиваясь всякими условностями, весело произнёс:

— Он это, Пётр Петрович! Он!

Пётр Петрович уже с заметным доброжелательным интересом оглядел меня:

— Так что привело вас ко мне, господин Щербаков?

Я, не отвечая, достал из саквояжа книгу положил на стол и подвинул её поближе к Сойкину. Тот машинально взял её в руки и с недоумением уставился на меня, ожидая пояснений. Я не стал его мурыжить и сказал:

— Я некоторым образом являюсь литературным агентом госпожи Лиховицкой, автора этого романа. А к вам я пришёл как к издателю, чтобы предложить издать это, несомненно, выдающееся произведение.

Пётр Петрович усмехнулся и пролистал книгу, разглядывая иллюстрации.

— Иллюстрации хороши! Так о чём книга? — спросил он.