Никогда не было, но вот опять. Попал 4

— Вас вполне впечатлил рассказ, что конечно говорит о вашем развитом воображении и привычке читать художественную литературу. Но вас гораздо больше впечатлит, если вы посмотрите эту историю в исполнении хороших артистов. И что особенно важно, главных героев, а именно молодого человека и его невесты играют очень симпатичные артисты, а большого начальника и других носителей мундиров, будут играть артисты, загримированные если не в злодеев, то в весьма неприятные личности. И всё это будет показано довольно большой аудитории молодых и малограмотных людей. Я полагаю, что после таких показов, можно недосчитаться ещё парочки градоначальников. Вот вам господа пример кинопропаганды.

Я посмотрел на задумавшихся полицейских, видимо их, действительно впечатлила перспектива такого рода киношедевров. Наконец, Мещеряков произнёс:

— Но этого не будет. Цензура запретит показ такого, как вы его называете, «фильма».

— Разумеется, запретит! Но ещё из библии известно, что запретный плод сладок. А потом, создатели фильмов ребята талантливые и ушлые и они найдут ещё немало способов, как обойти цензуру и донести свои измышления до зрителя.

— Ну это ещё когда будет, — сказал помощник исправника Граббе.

— Ах господа! Бег времени неумолим! Научно-технический прогресс его только ускоряет. Вы и оглянуться не успеете, как уже будете зрителями фильма по только что рассказанной истории.

— А почему вы Алексей думаете, что именно эта история будет положена в основу этого как вы его называете «фильма», — спросил Гурьев.

— Я так не думаю. Наоборот я уверен, что у нас такой фильм не снимут. А вот скажем в Англии, вполне могут, чтобы показать всем какие нехорошие эти русские. А кстати, я как-то не совсем понимаю вашего Трепова. Ведь для аристократа какой-то арестант не более чем грязь под ногами. Я полагаю, что английский лорд обратил бы на этого арестанта не больше внимания, чем скажем на муравья. Это что, русская традиция столь бурно реагировать на такие мелочи?

Я посмотрел на Мещерякова. Тот немного покривившись, нехотя произнёс:

— Видимо Фёдор Фёдорович не посчитал такое пренебрежение к его званию мелочью и вспылил.

— Аристократ разгневался на «муравья» не заломившего шапку при появлении его сиятельства? — насмешливо спросил я.

— Дело в том, что при всех его несомненных заслугах, Фёдор Фёдорович происхождения несколько затемненного. Он приемный сын действительного статского советника Ф. А. Штенгера. Ходили слухи, что его отцом был Великий князь Николай Павлович — будущий император Николай Первый. Хотя, на мой взгляд, это утверждение весьма сомнительно.

— Вот как! Тогда конечно становится понятней, такая странная реакция градоначальника. Дяде во всякой мелочи чудилось напоминание о его туманном происхождении.

Почему-то у меня в памяти всплыли строчки замечательного поэта Олега Чухонцева читанные в той жизни.

'Наше дело табак,

коль из грязи да в князи

вышло столько рубак,

как собак на Кавказе.

Вышло столько хапуг

из холопов да в бары…'

— Что вы там бормочете? — услышал я вдруг голос Мещерякова.

— А…! Не обращайте внимания, просто вспомнил кое что.

— Мне кажется господин Забродин, что вы пренебрежительно относитесь к главной опоре российской государственности.

— Простите Ваше Превосходительство! Вы это о чём? — с недоумением спросил я.

— О дворянском сословии, разумеется, — произнёс Мещеряков.

— Вы действительно думаете, что дворяне являются такой опорой? — удивился я.

— А вы так не считаете? — с некоторой холодностью спросил Мещеряков.

— Видите ли, уважаемый господин Мещеряков, я в некотором отношении похож на казахского певца-акына, который едучи на коне, поет то, что видит. Так вот я вижу, что потомственное российское дворянство упускает свой шанс по-прежнему оставаться опорой престолу.

— Упускает шанс? — переспросил Мещеряков. — Извольте обосновать ваши домыслы.

— До конца восемнадцатого столетия дворяне действительно были одной из двух главных опор престола. Второй опорой было многочисленное крестьянство. Лишь эти два сословия были кровно заинтересованы в сохранении и усилении самодержавия и находились в своеобразном симбиозе друг с другом. Крестьяне, являясь основным податным сословием, несли немалые тяготы обеспечения остальных хлебом насущным. Дворяне же также несли тяготы в основном военной службы, платя подати кровью. А после освобождения дворян от обязательной службы, поместное дворянство из опоры стало довольно быстро превращаться в гирю на ногах самодержавия. А на крестьян свалился ещё и рекрутский набор. Так что им пришлось нести двойные тяготы.

Мещеряков жестом остановил поток моего обличительного красноречия:

— Вы господин Забродин очень сильно упрощаете, описывая ситуацию с «Жаловонной грамотой дворянству». И очень слабо разбираетесь в этом вопросе.