Николай Ежов и советские спецслужбы

В конце августа Ежов вызвал меня к себе в кабинет. В кабинете на его столе была картотека и большое количество папок, на каждой из которых значилась определенная фамилия. Я стоял молча несколько минут, во время которых Ежов бегло читал какие-то документы, которые тут же рвал и бросал в корзину. Затем Ежов поднялся и протянул мне папку с материалами, сказав: «Возьмите, здесь вот материалы на Гулько. Сумеете их расследовать?». Я попросил дать мне эти материалы, сказав, что ознакомившись с ними, доложу ему – Ежову.

После разговора с Ежовым я понял, что все материалы, которые находились у него в кабинете, представляли собой компрометирующие данные на сотрудников, которые он тут же уничтожал.

Я пришел в ужас после того, что увидел у Ежова, глазам не верил. Мне стало ясно, что идет расчистка материалов, припрятанных в свое время в Секретариате, расчистка и уничтожение. Рвал бумаги Ежов и тогда, когда я на второй, третий и следующие дни заходил к нему в кабинет.

Считаю необходимым привести известные мне данные о семье, жене и близких людях Ежовых. Жена Ежова – Евгения Соломоновна – постоянно находится в окружении двух «Зин» – «большой» Зины и «малой»[310], как их зовут в семье Ежовых (речь идет о Зинаиде Гликиной («малая») и Зинаиде Кориман («большая»). – Б.С.

). Обе Зины весьма подозрительные особы, находятся целиком на иждивении Ежова, ведут разгульный образ жизни. Одна из Зин работает в ВОКСе, вращается в кругу иностранцев.

Для семьи Ежова, в том числе и для обеих Зин очень часто выписывались из-за границы посылки. Делалось это раньше Дейчем, затем Шапиро. Специально для этих целей в секретариате Наркома имелась иностранная валюта. Когда из валюты в секретариате ничего не оставалось, то отдельные счета присылались мне для их оформления через 15 отделение, а я, в свою очередь, адресовался обратно, в Секретариат Наркома.

За два года на жену Ежова было израсходовано несколько тысяч долларов»[311].

Жизнь себе Израиль Яковлевич не спас (его расстреляли 21 января 1940 года), но Ежова утопить помог.

По поводу визитов к Ежову высокопоставленных партийных чиновников, включая секретаря Сталина Поскребышева и заведующего отделом руководящих партийных органов Маленкова, показания Дагина полностью подтвердил ежовский охранник Ефимов: «Всегда много пили, особенно на даче, летом по целым ночам играли в городки, купались, ловили рыбу (это когда т. Поскребышев приезжал без жены), выходили в пьяном виде гулять, раза два стрелял при нем Ежов Н.И. из браунинга. Всегда Ежов ему рассказывал об арестах и расстрелах». А вот член Комиссии Партийного контроля при ЦК ВКП(б) М.Ф. Шкирятов любил приезжать к Ежову в кремлевскую квартиру на обед, тогда как Маленков предпочитал ежовскую дачу, где «зажигал» до утра[312].

Также начальник охраны Ежова Василий Ефимов показал на следствии, что жена Ежова систематически расходовала на своих родственников и близких знакомых крупные суммы государственных средств, на которые покупались путевки в санатории и дома отдыха, продукты и промтовары, в том числе совсем не дешевые туалеты для Евгении и ее подруг – Зинаиды Гликиной и Зинаиды Кориман. Их шили из заграничного материала (сукна или шелка), который, как и парфюмерия, приобретался через начальника секретариата НКВД Шапиро[313]

.

О пьянстве Николая Ивановича также сообщал его племянник Анатолий Бабулин. По его словам, дружеские взаимоотношения поддерживались систематическими пьяными оргиями. Выпивал Ежов и на службе. Как показал Василий Николаевич Ефимов, телохранитель Ежова в 1937–1938 годах (арестован 13 января 1939 года, расстрелян 21 января 1940 года, реабилитирован в 1956 году), Фриновский и Шапиро, возглавлявший секретариат НКВД, также устраивали пьянки вместе с Ежовым в его кабинете, посылая за вином, водкой и пивом в магазин охрану. Ефимов свидетельствовал, как Ежов и Литвин «напивались до безумия после чего начинали беситься и по 6–7 часов ночью играли в городки», заставляя Ефимова и других помощников бегать за битами и рюхами. Ежов часто напивался в принадлежащем НКВД особняке на Гоголевском бульваре, после чего отправлялся в Лефортовскую тюрьму допрашивать подследственных[314]. Вряд ли такие пьяные допросы обходились без побоев. По словам Ефимова, в этот особняк «часто наезжал он – Ежов для пьянства и разврата, оставаясь там подолгу. Ранее этот особняк принадлежал Балицкому. За все время моей работы я не мог установить для какой цели Ежов ездит в особняк и что там происходит. Но однажды, несколько часов ожидая у подъезда особняка Ежова и через окно увидел там Литвина и Ежова с какими-то неизвестными женщинами. После ухода женщин из особняка вышли вдребезги пьяные Ежов и Литвин. Как правило после этого особняка Ежов всегда выходил в состоянии полного опьянения и в пьяном виде ездил на дачу, а чаще всего в Лефортовскую тюрьму допрашивать арестованных»[315].