Николай Ежов и советские спецслужбы

На доктора Тайца я дал показания просто потому, что тот уже покойник и ничего нельзя будет проверить (тут проглядывает знаменитая ежовская доброта: Николай Иванович по возможности называл в числе участников мифического заговора уже умерших людей, которым репрессии, естественно, не грозили. – Б.С.). Тайца я знал просто потому, что, обращаясь иногда в Санупр, к телефону подходил доктор Тайц, называя свою фамилию. Эту фамилию я на предварительном следствии вспомнил и просто надумал о нём показания.

На предварительном следствии следователь (вели дело Ежова следователи старший лейтенант госбезопасности А.А. Эсаулов, которому посчастливилось уцелеть, и капитан госбезопасности Б.В. Родос, расстрелянный в 56 году. – Б.С.) предложил мне дать показания о якобы моём сочувствии в своё время «рабочей оппозиции». Да, в своё время я «рабочей оппозиции» сочувствовал (что не помешало Ежову в 37-м отправить на смерть А.Г. Шляпникова и других участников «рабочей оппозиции»

. – Б.С.), но в самой организации я участия не принимал и к ним не примыкал. Когда вышли тезисы Ленина «О рабочей оппозиции» (Ежов имел в виду резолюцию X съезда РКП(б) «О синдикалистском и анархическом уклоне в нашей партии». – Б.С.), я, ознакомившись с тезисами, понял обман оппозиции, и с тех пор я был честным ленинцем.

Со Шляпниковым я встретился впервые в 1922 году, когда приезжал к нему на хлебозаготовки (Шляпников был уполномоченным по хлебозаготовкам на Юге России; вероятно, Ежов приезжал к нему в Ростов по поручению ЦК после того, как был отозван из Марийской автономии. – Б.С.

). После Шляпникова я не встречал.

С Пятаковым я познакомился у Марьясина (главы Госбанка, расстрелянного 22 августа 1938 года. – Б.С.). Обычно Пятаков, подвыпив, любил издеваться над своими соучастниками. Был случай, когда Пятаков, будучи выпивши, два раза меня кольнул булавкой, я вскипел и ударил Пятакова по лицу и рассёк ему губу. После этого случая мы поругались и не разговаривали. В 1931 году Марьясин пытался нас примирить, но я от этого отказался. В 1933–1934 годах, когда Пятаков ездил за границу, он передал там Седову (сыну Троцкого. – Б.С.) статью для напечатания в «Соцвестнике». В этой статье было очень много вылито грязи на меня и других лиц. О том, что эта статья была передана именно Пятаковым, установил я сам.

С Марьясиным у меня была личная, бытовая связь очень долго (уж не был ли Лев Ефимович Марьясин любовником Ежова? Если был, то получается, что Ежов не смог или не захотел уберечь от расстрела даже столь близкого ему в прошлом человека. – Б.С.). Марьясина я знал как делового человека, и его мне рекомендовал Каганович Л.М. (это признание можно счесть также косвенным указанием на то, что именно Лазарь Моисеевич был покровителем Ежова и настоял на его переходе в Москву. – Б.С.), но потом я с ним порвал отношения. Будучи арестованным, Марьясин долго не давал показаний о своём шпионаже и провокациях по отношению к членам Политбюро, поэтому я дал распоряжение «побить» Марьясина (а потом точно так же Берия приказал «побить» Ежова! – Б.С.

). Никакой связи с группами и организациями троцкистов, правых и «рабочей оппозиции», а также ни с Пятаковым, ни Марьясиным и другими я не имел.

Никакого заговора против партии и правительства я не организовывал, а наоборот, всё зависящее от меня я принимал к раскрытию заговора. В 1934 году, когда я начал вести дело «О кировских событиях», я не побоялся доложить в Центральный Комитет и Ягоде о друзьях предателей в ЦК, нас обводили и ссылались, что это дело рук английской разведки. Мы этим чекистам не поверили и заставили их открыть нам правду и участие в этом деле правотроцкистской организации.

Будучи в Ленинграде в момент расследования дела об убийстве Кирова, я видел, как чекисты хотели замять дело. По приезде в Москву я написал обстоятельный доклад по этому вопросу на имя Сталина, который немедленно после этого собрал совещание. При проверке партдокументов по линии КПК и ЦК ВКП(б) мы много выявили врагов и шпионов разных мастей и разведок. Об этом мы сообщили в ЧК, но там почему-то не производили арестов. Тогда я доложил Сталину, который вызвал к себе Ягоду, приказал ему немедленно заняться этими делами. Ягода этим был очень недоволен, но вынужден был производить аресты лиц, на которых мы дали материал. Спрашивается, для чего бы я ставил неоднократно вопрос перед Сталиным о плохой работе ЧК, если бы я был участником антисоветского заговора?