Николай Ежов и советские спецслужбы

Следует признать, что критика Ежовым версии о заговоре звучит вполне убедительно. А вот утверждения в непричастности его к инсценировке «ртутного отравления» не убеждают. Тот же Георгий Иванович Благонравов был близок к Ягоде. Генрих Григорьевич только что, в июле 36-го, добился присвоения ему звания комиссара госбезопасности 1 ранга, собираясь сделать его своим первым заместителем. Неужели Благонравов стал бы столь трогательно заботиться о жизни и здоровье Ежова. Николай Иванович, кстати, уже в мае 37-го его арестовал, а в декабре расстрелял. По данным же следствия, и это – тот редкий случай, когда им стоит верить, «ртутное отравление» Ежова организовал по его же приказу начальник контрразведывательного отдела Н.Г. Николаев-Журид. Тот, проконсультировавшись со специалистами об условиях действия ртути, втёр ртутный раствор в обивку мягкой мебели в кабинете наркома, а затем отдал кусочек ткани на лабораторный анализ. В подготовке покушения Николаев и Ежов обвинили сотрудника секретариата НКВД Саволайнена, которому подбросили банку с ртутью. После допроса с побоями Саволайнен во всём сознался.

Точно так же сознался на следствии во всех действительных и мнимых преступлениях Ежов. В последнем слове он прямо заявил, что признания были добыты с помощью избиений. Николай Иванович апеллировал к Сталину. Даже готов был взять на себя инициативу за развёртывание дела об убийстве Кирова как «троцкистско-зиновьевского заговора». А ведь ранее, на февральско-мартовском пленуме 37-го года, Ежов прямо говорил, что это Сталин подсказал ему: «Ищите убийц среди зиновьевцев». Теперь подсудимый как бы предлагал генсеку спасительную для себя схему. Пусть будет заговор, но его руководители – Фриновский и Евдокимов, а он, Ежов, виноват только в том, что не успел вырубить под корень всех чекистов-заговорщиков и не разглядел главного из них в лице своего первого заместителя. Фриновскому «железный нарком» не мог простить рокового доноса. Но Сталина трудно было разжалобить обещанием умереть с его именем на устах.

Расстреляли Ежова 6 февраля 1940 года[363]

. Трудно сказать, чем была вызвана задержка с приведением приговора в исполнение. Скорее всего, стенограмму последнего слова Николая Ивановича доставили Сталину, и именно генсек должен был дать «добро» на казнь. В ночь на 4 февраля Берия был у Сталина. Не исключено, что тогда Иосиф Виссарионович и санкционировал расстрел Ежова именно 6 февраля. Может быть и другое объяснение. Чтобы не гонять лишний раз палачей, ждали, когда осудят ещё несколько видных подсудимых. Тот же Фриновский был приговорён к высшей мере наказания как раз 4 февраля, равно как и Николаев.

Существует легенда, будто перед расстрелом Ежова подвергли долгим мучениям. Вот как описывают их историки Б.Б. Брюханов и Е.Н. Шошков: «Едва его вывели из камеры, чтобы препроводить в специальное подвальное помещение – место расстрелов, как он оказался в окружении надзирателей и следователей, прервавших допросы ради такого случая. Раздались оскорбительные выкрики, злобная ругань. Он не встретил ни одного сочувственного взгляда. На него смотрели с издёвкой и злорадством. В тюремном коридоре ему приказали раздеться догола и повели голым сквозь строй бывших подчинённых. Кто-то из них первым ударил его. Потом удары посыпались градом. Били кулаками, ногами, конвойные били в спину прикладами. Он визгливо кричал, падал на каменный пол, его поднимали и волокли дальше, не переставая избивать. Что посеешь, то и пожнёшь»[364]

.

Понятно, что в мире найдётся очень мало людей, сочувствующих Ежову. И желание, чтобы главный палач страны с лихвой испытал те же муки, что и его жертвы, вполне объяснимо. Но те же Брюханов и Шошков цитируют документы о приведении приговора в исполнение, до недавнего времени хранившиеся под грифом «совершенно секретно». Неужели мыслимо было сохранить в тайне смерть Ежова, если на казнь его вели сквозь строй десятков, если не сотен надзирателей и следователей? Нет, конечно же, красочные сцены предсмертных мук Ежова, пародийно уподобленного Христу, вряд ли соответствуют действительности. На самом деле приведение в исполнение смертных приговоров, да ещё таким высокопоставленным осуждённым, как Ежов, было делом сугубо секретным, с хорошо отработанным механизмом. И расстреливал Николая Ивановича всего один человек. По всей видимости, приговор привел в исполнение комендант НКВД Василий Михайлович Блохин[365].