Николай Ежов и советские спецслужбы

Многолетний секретарь Совета обороны Базилевич тоже арестован на днях. Он комкор (Георгий Дмитриевич Базилевич был расстрелян 3 марта 1939 года, а реабилитирован в 1955 году. – Б.С.)»[261].

А 30 октября Александр Константинович отметил отсутствие Ежова на кремлевском приеме: «Вчера в Кремле на приеме женщин-летчиц Сталин произнес тост о «бережности с самым драгоценным, что у нас есть – с человеческими жизнями». Недурно! Ежова не было, но Полина Осипенко произнесла тост за «сталинского наркома Ежова». Может быть, он болен?»[262]

Развязка приближалась. 5 ноября Вернадский отметил: «Разговоры об уходе Ежова – (он) ненормальный? Или вредитель? Говорят, Берия уже здесь.

В связи с арестом Блюхера: действительно то, что вызывает (подозрение): неукрепление границы – сопки Безымянной, откуда можно обстреливать залив Посьета (где подводный флот), дело может задерживаться»[263]

.

Преемника Ежова Владимир Иванович определил верно. А маршала Блюхера счел настоящим врагом народа, таким же, как маршал Тухачевский. 9 ноября Владимир Иванович записал рассказ своей невестки: «Катя рассказывала, что летом жена Игоря (И.В. Ильинского) (сотрудника Гослитмузея, брата невестки В.И. Вернадского. Его арестовали в августе 1937 и расстреляли 3 декабря 1937 года. – Б.С.) была у секретаря Ежова. Он принял ее очень любезно, говорил гл[авным] обр[азом] о ней – она ударница и работн[ица], премированная и распремированная. Когда она сказала, что больше года не знает ничего о муже, он сказал примерно: «Вы не беспокойтесь, работайте – если он умрет – Вы получите извещение». Этот ответ характерен для того глубокого раскола, который начинает резко проявляться между жизнью и властью»[264]. Человек уже почти год как расстрелян, а секретарь Ежова Исаак Ильич Шапиро в глаза врет его вдове и убеждает, что если супруг умрет в заключении, ей непременно сообщат. Впрочем, самому Исааку Ильичу жить осталось не так уж долго. Его расстреляли 5 февраля 1940 года, за день до казни Ежова, но, в отличие от шефа, в 1956 году реабилитировали, хотя И.И. Шапиро играл видную роль в организации Большого террора. А арестовали его буквально через несколько дней после беседы с невесткой Вернадского. Родным потом сообщили стандартное: «Десять лет без права переписки».

Террор тем временем продолжался. 13 ноября Вернадский отметил новые аресты ученых и догадался о «немецкой операции» НКВД: «Постепенно арестуют членов (МОИП) (Московского общества испытателей природы. – Б.С.) – приходится вынимать карточки из карточн[ого] каталога членов.

Подавляющее и удручающее впечатление. По-видимому, сейчас (арестовывают) – виновных (?) и совсем невинных немцев. Машина грубая и не умная – очевидно, ловля невинных и случайно при этом открытие «вредителей» (в том числе и настоящих) – в действительности приведет к какой-нибудь катастрофе, т[ак] к[ак] пропустит или вызовет взрыв (из-за самозащиты). Все более подозрительно относятся к Ежову.

Сейчас арестована Руоф. Недавно говорил с ней по телефону. Она хотела зайти поговорить о ее замечаниях на мою статью о Гете.

Не везет мне. М.В. Шик арестован – его работу – после долгих месяцев потерянных – передал Руоф, Соболю и 12-го сговорился с Цейтлиным. В издательстве шли перемены: Гачев был арестован. Можно было иметь переговоры с Лупполом. Не так давно Луппол был удален из издательства (не арестован) (академика Ивана Капитоновича Луппола арестовали в феврале 1941 года, в июле 1941 года приговорили к расстрелу, а в июне 1942 года заменили расстрел 20-летным заключением. В мае 1943 года Луппол умер в лагере. В 1956 году его реабилитировали и восстановили в звании академика. – Б.С.)»[265].

14 ноября 1938 года Сталин дал директиву региональным партийным комитетам провести проверку в органах НКВД и очистить их от всех «чуждых» людей, «не заслуживающих политического доверия»; вместо них должны быть назначены кандидаты, утвержденные соответствующими партийными комитетами. 15 ноября Политбюро утвердило директиву ЦК и СНК о приостановлении с 16 ноября всех дел на «тройках», а также и Военными трибуналами и Военной коллегий Верховного суда СССР, «направленных на рассмотрение в порядке особых приказов или в ином, упрощенном порядке»[266].