Николай Ежов и советские спецслужбы

17 ноября 1938 года появилось постановление Совнаркома и ЦК «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия», с которым операция по устранению Ежова из НКВД вступила в заключительную фазу. Оно признавало успехи НКВД под руководством партии по разгрому «врагов народа и шпионско-диверсионной агентуры иностранных разведок», но подвергало органы серьёзной критике: «Массовые операции по разгрому и выкорчёвыванию вражеских элементов, проведённые органами НКВД в 1937–1938 годах, при упрощённом ведении следствия и суда, не могли не привести к ряду крупнейших недостатков и извращений в работе органов НКВД и Прокуратуры… Работники НКВД настолько отвыкли от кропотливой, систематической агентурно-осведомительской работы и так вошли во вкус упрощённого порядка производства дел, что до самого последнего времени возбуждают вопросы о предоставлении им так называемых «лимитов» для производства массовых арестов… Следователь ограничивается получением от обвиняемого признания своей вины и совершенно не заботится о подкреплении этого признания необходимыми документальными данными», а «показания арестованного записываются следователями в виде заметок, а затем, спустя продолжительное время… составляется общий протокол, причём совершенно не выполняется требование… о дословной, по возможности, фиксации показаний арестованного. Очень часто протокол допроса не составляется до тех пор, пока арестованный не признается в совершённых им преступлениях».

Теперь аресты можно было осуществлять только по постановлению суда или с санкции прокурора. Ликвидировались внесудебные органы – «тройки» и «двойки», а дела, находившиеся у них в производстве, передавались судам или Особому совещанию при НКВД СССР[267].

Постановление от 17 ноября означало сигнал к прекращению чистки и предрешало замену Ежова Берией. 19 ноября Политбюро обсудило донос на Ежова главы Управления НКВД по Ивановской области В.П. Журавлёва, обвинившего Николая Ивановича в «смазывании» дел по шпионажу среди сотрудников НКВД.

22 ноября Сталин написал записку о бегстве Успенского: «Т-щу Берия.

Нужно поставить чекистам задачу поймать Успенского во что бы то ни стало. Задета и опозорена честь чекистов, не могут поймать одного мерзавца – Успенского, который на глазах у всех ушел в подполье и издевается.

Нельзя этого терпеть.

22/XI–38

И. Сталин»[268].

23 ноября вечером Николай Иванович подал Сталину заявление об отставке, где признавал все допущенные ошибки: «…Т. Журавлёв сигнализировал о подозрительном поведении Литвина, Радзивиловского (предшественника Журавлёва на посту руководителя ивановских чекистов. – Б.С.) и других ответственных сотрудников НКВД, которые пытались замять дело некоторых врагов народа, будучи сами связаны с ними по заговорщической антисоветской деятельности…

Наиболее запущенным участком в НКВД оказались кадры. Вместо того, чтобы учитывать, что заговорщикам из НКВД и связанным с ними иностранным разведкам за десяток лет минимум удалось завербовать не только верхушку ЧК, но и среднее звено, а часто и низовых работников, я успокоился на том, что разгромил верхушку и часть наиболее скомпрометированных работников среднего звена. Многие из вновь выдвинутых, как теперь выясняется, также являются шпиками и заговорщиками».

Но закончил Ежов с некоторым бахвальством: «Несмотря на все эти большие недостатки и промахи в моей работе, должен сказать, что при повседневном руководстве ЦК, НКВД погромил врагов здорово». Вечером 23 ноября Ежова вновь вызвали к Сталину, у которого уже находились Молотов и Ворошилов. Заседание началось в 9 часов 25 минут вечера и длилось до часа ночи. Это был последний разговор Ежова со Сталиным. Очевидно, обсуждалось заявление Николая Ивановича об отставке с поста наркома внутренних дел и о признании его вины в том, что многие «враги народа» ушли от возмездия.

На следующий день Ежов был уволен из НКВД с щадящей формулировкой – «по состоянию здоровья», но с оставлением во главе Наркомвода и КПК, а также секретарём ЦК и членом Оргбюро и кандидатом в члены Политбюро[269].

Текст заявления Ежова был разослан всем секретарям обкомов, крайкомов и национальных компартий вместе со следующей телеграммой ЦК от 25 ноября 1938 года: «В середине ноября текущего года в ЦК поступило заявление из Ивановской области от Журавлёва (начальника НКВД) о неблагополучии в аппарате НКВД, об ошибках в работе НКВД, о невнимательном отношении к сигналам с мест, предупреждающим о предательстве Литвина, Каменского, Радзивиловского, Цесарского, Шапиро и других ответственных работников НКВД, о том, что нарком т. Ежов не реагирует на эти предупреждения и т. д.

Одновременно в ЦК поступили сведения о том, что после разгрома банды Ягоды в органах НКВД СССР появилась другая банда предателей, вроде Николаева, Жуковского, Люшкова, Успенского, Пассова, Фёдорова, которые запутывают нарочно следственные дела, выгораживают заведомых врагов народа, причём эти люди не встречают противодействия со стороны т. Ежова.