Николай и Александра

Собралось экстренное совещание. Один из свитских офицеров предложил местным властям организовать охрану эрцгерцога, на что губернатор ядовито ответил: "Неужели вы полагаете, что Сараево кишит убийцами?" Решено было уезжать из города по другой дороге. Но водитель головной машины забылся, и последовал ранее разработанным маршрутом. Шофер автомобиля эрцгерцога не сразу заметил ошибку. Он тоже повернул, было, следом за остальными, но кто-то из офицеров воскликнул: "Не туда, болван!" Водитель притормозил и стал переключать передачу в каких-то полутора метрах от толпы зевак. В этот момент вперед шагнул стройный девятнадцатилетний юноша и, прицелясь, дважды выстрелил. Софи упала мужу на грудь. Франц-Фердинанд сидел все так же прямо, и сначала никто не заметил, что он ранен. Губернатор, сидевший впереди, услышал его слова: "Софи! Софи! Не умирай! Ради детей!" Франц-Фердинанд поник, из горла, заливая мундир, хлынула кровь. Первой от пули в живот скончалась морганическая супруга эрцгерцога, которой не суждено было стать никогда императрицей. Через четверть часа, в комнате, где кельнеры охлаждали шампанское, рядом с банкетным залом, через четверть часа умер и эрцгерцог. Последнее, что он сказал, было: "Пустяки".

Убийца, Гаврила Принцип, был уроженец Боснии, серб по национальности. На суде он заявил, что хотел убить врага южных славян и отомстить за сербский народ. По его словам, "эрцгерцог был человеком энергичным и, став императором, осуществил бы идеи и реформы, которые помешали бы нашему делу". Спустя несколько лет, после смерти Принципа от туберкулеза в австрийской тюрьме, выплыла напружу истина. Выяснилось, что план покушения был разработан в Белграде террористической организацией "Черная рука", которой руководил сам начальник сербской армейской разведки.

Выстрел Гаврилы Принципа был на руку австро-венгерскому правительству. Как же! Наследник престола пал в населенной славянами провинции от рук сербского террориста. Вот и повод для того, чтобы раздавить "сербскую гадючку". Фельдмаршал Конрад фон Генцендорф заявил, что "сараевское убийство - это объявление Сербии войны Австро-Венгрии". Граф Берхтольд до того выступавший против превентивной войны с Сербией, изменил свои взгляды и потребовал, чтобы "монархия твердой рукой в клочья разорвала нити паутины, которую плели над ее головой враги". Самая откровенная оценка происшедшего была сделана в личном письме Франца Иосифа к Вильгельму II.

"Кровавое злодеяние представляло собой не террористический акт убийцы-одиночки, а тщательно организованный заговор, нити которого тянутся в Белград. Хотя, может статься, нам не удастся доказать вину сербского правительства, несомненно, что проводимая им политика объединения всех южных славян под знаменем Сербии поощряет такого рода преступления и что дальнейшее сохранение подобной ситуации представляет собой постоянную угрозу моему дому и моим владениям. Сербия, представляющая собой центр панславянской политики, будет уничтожена, как политический фактор на Балканах", - заключил престарелый император.

Несмотря на возмущение жителей Вены, большинство европейцев не считали убийство эрцгерцога поводом для расправы над сербами. Война, революция, заговоры, убийства были обычными элементами балканской политики. "Нет оснований для беспокойства", - заявила парижская "Фигаро". "Ужасное потрясение для милого старого императора", записал у себя в дневнике британский король Георг V. Вильгельм II получил сообщение об убийстве спустя три часа после покушения. Он находился на борту парусной яхты "Метеор", на которой вышел из Киля, чтобы участвовать в гонках. К борту яхты подошла моторная лодка. Перегнувшись через борт, кайзер услышал сообщение. "Подлое преступление... потрясло меня до глубины души", телеграфировал он канцлеру Бетману-Хольвегу. Но и Вильгельм не находил, что убийство Франца-Фердинанда - повод для войны. Ужаснуло его то, что убит принц крови, наследник престола.

Когда царская семья поднималась в Петергофе на яхту "Штандарт", чтобы отправиться в ней в плавание за три дня до сараевского убийства, Алексей Николаевич прыгнул на трап, ведущий на верхнюю палубу, и подвернул лодыжку. К вечеру боль стала невыносимой. На следующее утро "Штандарт" бросил якорь в одной из финских шхер. Пьер Жильяр, войдя в каюту к своему ученику, застал в ней доктора Боткина и государыню. Ребенок жестоко страдал. Кровоизлияние в суставную сумку продолжалось, лодыжка распухла, кожа затвердела. Мальчик рыдал, вскрикивая каждые несколько минут от спазмов. Лицо императрицы было бело как мел. Сходив к себе в каюту за книгами, Жильяр вернулся к цесаревичу и принялся читать, чтобы развлечь ребенка. Несмотря на болезнь наследника, плавание продолжалось.