Николай и Александра

Первую запись Палеолог сделал 20 июля 1914 года, в день появления Пуанкаре в русской столице. В ожидании прибытия президента на борту броненосца "Франция" император пригласил посла позавтракать с ним на яхте "Штандарт". Николай II в адмиральской форме, - писал М.Палеолог. - Завтрак немедленно подан. До прибытия "Франции" в нашем распоряжении по крайней мере час и три четверти. Но император любит засиживаться за завтраком. Между блюдами делает долгие промежутки, во время которых он беседует, куря папиросы..." - Палеолог упомянул о возможности войны. - "Император на минуту задумывается. "Я не могу поверить, чтобы император Вильгельм желал войны... Если бы вы его знали, как я. Если бы вы знали, сколько шарлотанства в его позах!" Едва подан кофе, как дают сигналы о прибытии французской эскадры. Император заставляет меня подняться на мостик. Зрелище величественное. В дрожащем серебристом свете на бирюзовых и изумрудных волнах, "Франция" медленно подвигается вперед, оставляя длинную струю за кормой, затем величественно останавливается. Грозный броненосец, который привозит главу французского правительства, красноречиво оправдывает свое название: это действительно Франция идет к России. Я чувствую, как бьется мое сердце. В продолжении нескольких минут рейд оглашается громким шумом: выстрелы из пушек эскадры и сухопутных батарей, ура судовых команд, "Марсильеза" в ответ на русский гимн, восклицания тысяч зрителей, приплывших из Петербурга на яхтах и лодках и т.д."

В тот вечер царь встретил своего гостя на торжественном обеде. "Я надолго сохраню в глазах ослепительную лучистость драгоценных камней, рассыпанных на женских плечах, - писал Палеолог. - Это фантастический поток алмазов, жемчуга, рубинов, сапфиров, изумрудов, топазов, бериллов, поток света и огня. В этой волшебной рамке черная одежда Пуанкаре производит неважное впечатление. Но широкая голубая лента св.Андрея, которая пересекает его грудь, увеличивает в глазах русских его престиж... В течение обеда я наблюдал за Александрой Федоровной, против которой я сидел... Ее голова, сияющая бриллиантами, ее фигура в декольтированном платье из белой парчи выглядит довольно красиво. Несмотря на свои сорок два года, она еще приятна лицом и очертаниями".

Два дня спустя Палеолог присутствует на смотре шестидесяти тысяч солдат, стоящих лагерем в Красном Селе. "Сверкающее солнце освещает обширную равнину, писал французский посол. - Цвет петербургского общества теснится на нескольких трибунах. Светлые туалеты женщин, их белые шляпы, белые зонтики блистают, как купы азалий. Но вот вскоре показывается императорский кортеж.

В коляске, запряженной цугом, императрица и справа от нее президент Республики, напротив нее - две ее старшие дочери. Император скачет верхом справа от коляски в сопровождении блестящей толпы великих князей и адъютантов... Войска, без оружия, выстраиваются шеренгой, сколько хватает глаз... Солнце опускается к горизонту на пурпурном и золотом небе, продолжает Палеолог. - По знаку императора, пушечный залп дает сигнал к вечерней молитве. Музыка исполняет религиозный гимн. Все обнажают головы. Унтер-офицер читает громким голосом "Отче наш", тысячи и тысячи людей молятся за императора и за Святую Русь. Безмолвие и сосредоточенность этой толпы, громадность пространства, поэзия минуты... сообщают обряду волнующую величественность".

На следующий день Пуанкаре устраивает прощальный обед на борту "Франция" в честь императора и государыни. "Вид стола... имеет род наводящей ужас величественности, чему способствуют 305-миллиметровые пушки, которые вытягивают свои громадные стволы над гостями, - вспоминал посол. - Небо уже прояснилось, легкий ветерок ласкает волны, на горизонте встает луна... Я остаюсь один на один с императрицей, которая предлагает мне сесть в кресло с левой стороны от себя. Бедная государыня кажется измученной и усталой... Но вдруг она подносит руки к ушам. Затем застенчиво, со страдающим и умоляющим видом она указывает мне на музыкантов эскадры, которые совсем близко от нас начинают яростное аллегро, подкрепляемое медными инструментами и барабаном.

- Не могли бы вы... - шепчет она. Я делаю рукой знак капельмейстеру... Молодая великая княжна Ольга... наблюдает за нами с беспокойством в течение нескольких минут. Она быстро встает, скользит к своей матери с легкой грацией и говорит ей два-три слова совсем тихо. Затем обращаясь ко мне она продолжает: "Императрица немного устала, но она просит вас, господин посол, остаться и продолжать с ней разговаривать".