Николай и Александра

Перед отплытием "Франции" император пригласил Палеолога на царскую яхту. "Ночь великолепная, - писал посол. - Млечный Путь развертывается, сверкающий и чистый, в бесконечном эфире. Ни единого дуновения ветра. "Франция" и сопровождающий ее отряд судов быстро удаляются к западу, оставляя за собой длинные, пенистые ленты, которые сверкают при луне, как серебристые ручьи... Адмирал Нилов приходит выслушать указания императора, который говорит мне: "Эта ночь великолепна. Если бы мы прокатились по морю..." Император рассказывает мне про беседу... с Пуанкаре. Он мне сказал: "Несмотря на всю видимость, император Вильгельм слишком осторожен, чтобы кинуть свою страну в безумную авантюру... А император Франц-Иосиф хочет умереть спокойно".

В 12.45 ночи 25 мая Палеолог попрощался с императором, и добравшись до Петербурга, в половине третьего лег в постель. В семь утра его разбудили и уведомили о том, что накануне, когда посол отправился в увеселительную поездку на яхте, Австро-Венгрия предъявила Сербии ультиматум.

И текст, и срок окончания ультиматума были определены заранее. С одобрения императора Франца-Иосифа правительство Австро-Венгрии давно решило объявить Сербии войну. Начальник штаба, Конрад фон Гетцендорф намеревался тотчас объявить мобилизацию и начать военные действия. Однако канцлер граф Бертольд решил действовать хитрее. Он убедил членов правительства предъявить Сербии такие условия, что та вынуждена будет отвергнуть их.

В ультиматуме утверждалось, будто покушение на эрцгерцога Франца-Фердинанда было разработано в Белграде, будто сербские чиновники снабдили убийцу бомбой и пистолетом, и будто бы сербские пограничники тайно переправили их через границу. Австро-Венгрия потребовала, чтобы австрийским офицерам разрешили въезд на территорию Сербии для проведения расследования. В довершение, ультиматум требовал запрещение всякой националистической пропаганды против австро-венгерской монархии, роспуска всех сербских националистических организаций и увольнение из сербской армии всех офицеров, настроенных против Австро-Венгрии. На ответ давалось всего 48 часов.

Ультиматум был составлен и одобрен Францем-Иосифом 19 июля. Но вручение Сербии было задержано на четыре дня с тем, чтобы президент Франции и русский император не сумели проконсультироваться и принять совместное решение. Ультиматум был вручен лишь в полночь на 23 июля, когда Пуанкаре уже находился в море.

Ознакомившись с документом, каждый европейский дипломат понял его значение. Ответственный австрийский чиновник граф Хайос заявил без обиняков: "Требования австро-венгерского правительства таковы, что ни одно государство, обладающее хотя бы крупицей национальной гордости или достоинства, не сможет их принять".

Сэр Эдвард Грей, британский министр иностранных дел, заявил в Лондоне австрийскому послу, что не помнит другого такого случая, чтобы правительство одного государства направляло столь грозное послание правительству другого государства. Русский министр иностранных дел Сазанов сказал коротко:

- C'est une guerre curopinne! [("Это европейская война" (франц.))]

Получив этот ультиматум, сербское правительство обратилось за помощью к России, исконной заступнице славян. Из Царского Села Николай II телеграфировал крон-принцу Сербии: "Пока остается хоть малейшая надежда на избежание кровопролития, все мои усилия будут направлены к этой цели. Если, несмотря на самое искреннее желание, мы ее не достигнем, Ваше Высочество можете быть уверены, что Россия, ни в каком случае, не останется равнодушной к участи Сербии".

24 июля в Красном Селе был созван военный совет, а 25 июля император вызвал в Царское Село министров.

Люди, собравшиеся в кабинете царя в тот летний день, восприняли австрийский ультиматум, как прямой выпад в адрес России. Классическая роль России, как защитницы славянских народов, и гарантия независимости, данная Николаем II сербскому правительству, представляли собой важные элементы дипломатии в Европе. Поэтому угроза Сербии рассматривалась не иначе, как вызов российскому могуществу и влиянию на Балканах. Во время совещаний, проходивших в окрестностях С.-Петербурга в течение двух этих судьбоносных дней, как Сазонов, так и великий князь Николай Николаевич, генеральный инспектор русской армии, заявили, что Россия не может бросить Сербию на произвол судьбы, не утратив при этом репутации великой державы.

Дилемма, возникшая в июле 1914 года, уходила корнями в недавнее прошлое, когда семь лет назад произошел дипломатический кризис, возникший вследствие захвата Боснии и Герцоговины Австро-Венгрией. Весь мир оказался тогда свидетелем унижения России, главным образом, в результате тайной дипломатии и личных качеств тогдашнего министра иностранных дел России А.Извольского. Назначенный на эту должность в конце неудачной русско-японской войны Извольский сразу предпринял шаги, направленные на ликвидацию последствий дальневосточной авантюры.