Заняв свой пост в 1906 году, когда Столыпин стал премьер-министром, он задался целью обеспечить России свободный проход через Дарданеллы. Сам Извольский был за то, чтобы попросту отобрать проливы вместе с Константинополем у обветшалой турецкой империи, но Столыпин запретил подобные действия, во всяком случае, до тех пор, пока Россия не окрепнет. "Тогда, - заявил Столыпин, - Россия скажет свое веское слово, как делала это прежде".
От своей мечты Извольский не отказался. Это был дипломат старой школы. Полный, щеголеватый, он носил белый жилет с жемчужной булавкой, белые гетры, лорнет и душился одеколоном "Фиалка". Для достижения одной цели он был способен нанести ущерб другой. Для Извольского это было делом обыденным.
Поэтому неудивительно, что Извольский тайно встретился в 1907 году со своим австрийским коллегой бароном фон Эринталем. На встрече было достигнуто частное соглашение, выгодное обеим державам. За то, что Австро-Венгрия поддержит требование России к Турции разрешить беспрепятственный проход русского флота через проливы, Извольский не станет возражать против аннексии Австро-Венгрией Боснии и Герцеговины. Сделка являлась нарушением общеевропейских договоров, подписанных всеми великими державами. Понимая это, оба государственных деятеля - во всяком случае, так утверждал впоследствии Извольский - согласились, что оба акта следует осуществить одновременно, поставив Европу перед свершившимся фактом. Что касается Извольского, то сделка означала не только нарушение договоров, но и предательство славянского народа.
На беду русскому министру, прежде чем тот успел предать народ Боснии, его самого предал Эринталь. Через три недели после подписания тайной сделки и задолго до того, как Извольский успел предъявить требования Турции, император Франц-Иосиф объявил об аннексии Австро-Венгрией Боснии и Герцоговины. Попав в просак, Извольский кинулся в Лондон и Париж в поисках поддержки запоздалых претензий России к Турции. Попытка не удалась. Царь, узнав о тайной, сделке был вне себя. В письме от 25 сентября 1908 года он писал Марии Федоровне из Петергофа: "Фердинанд поступил глупо и невпопад... Но главный виновник, конечно, Эринталь. Он просто подлец. Он подвел Извольского". Сербия объявила мобилизацию и обратилась за помощью к России. К австрийской границе стали подтягиваться русские войска.
На выручку Австро-Венгрии пришла Германия. Причем в самой бесцеремонной форме. По словам кайзера, он в "сияющих доспехах" встал рядом с союзником. Германское правительство спросило у Извольского, готов ли он пойти на попятную. "Мы ждем определенного ответа: да или нет. Всякий нечеткий замысловатый или двусмысленный ответ будет рассматриваться как отказ". У Извольского не было выбора, поскольку Россия не была готова к войне. "Конечно, если на нас не нападут, - писал императрице-матери Николай II, то мы драться не будем". 5 марта 1909 года в послании к родительнице он описал обстановку более обстоятельно. "Германия дала нам знать, - объяснял император, - что мы можем помочь делу и предотвратить войну, если мы дадим согласие на знаменитую аннексию, а если мы откажемся, то последствия могут быть серьезные и непредвиденные. Раз вопрос был поставлен ребром - пришлось отложить самолюбие в сторону и согласиться... Правда, что форма, - отмечал он позднее, - или прием германского правительства, их обращения к нам - был груб, и мы этого не забудем!!"
Унижение, которому подверглась Россия во время боснийского кризиса, было неслыханным. Сэр Артур Николсон, тогдашний британский посол в России, писал: "В течение всей новейшей истории России... она еще не знала такого позора. Хотя у России есть собственные внешние и внутренние проблемы и она потерпела поражение в войне, никогда до сих пор не приходилось, без всяких на то оснований, подчиняться диктату иностранной державы".
Не в силах позабыть своего срама, русские Государственные деятели, генералы и сам царь твердо решили впредь не отступать перед опасностью. В 1909 году командующему Киевским военным округом было приказано держать войска в 48-часовой готовности, чтобы отразить вторжение неприятеля со стороны западной границы. Оставив свой пост министра иностранных дел, в качестве посла Извольский отправился во Францию, где трудился день и ночь над укреплением союза двух государств. В 1914 году, когда вспыхнул конфликт, Александр Извольский хвастливо заявлял в Париже: "Это моя война! Моя война!"
Николай II понял, что австрийский ультиматум - это новый вызов России, которого он опасался. На сей раз на попятную идти было нельзя. Правда в душе царь надеялся, что произойдет это не раньше, чем Россия будет готовой к войне.