Николай Языков: биография поэта

Если мы начнем искать причины не совсем оптимистичного настроения Языкова в это время, то обнаружим, что вокруг Языкова образуется много пустоты, что он неожиданно остро начинает ощущать свое одиночество. Да, дерптские друзья рядом, но… Воейкова уехала лечиться за границу. До Пушкина не доаукаешься. Начавший складываться новый круг распался: Хомяков, не увольнявшийся из гвардии, а бравший долгий отпуск, чтобы заняться литературными делами, возвращается в действующую армию и отправляется на русско-турецкую войну; братья Киреевские отбыли за границу для повышения образования и неизвестно, когда вернутся; разъехались и другие. А кто не разъехался – тот на каторге или в ссылке или воюет, разжалованный в солдаты, как Бестужев (Марлинский), к которому Языков относится с прежними почтением и любовью.

И Дерпт все больше тяготит. Языков прямо-таки взывает к братьям: оплатите мои долги и дайте мне возможность умотать отсюда!

А смерть опять начинает описывать свои круги, ближе и ближе. В начале 1829 года Языков получает с разницей в один день известия о смерти Воейковой и о смерти Грибоедова.

Языков погружается в долгое молчание. Исходя из скорости тогдашней почты, можно прикинуть, что о смерти Воейковой он узнал в районе 20 марта. И лишь в письме родным 24 апреля, больше чем через месяц, он коротко и сухо пробрасывает, среди других новостей: «Воейкова скончалась в Ницце и погребена в Ливорно».

Нет сил рассказывать? Язык не поворачивается и рука не держит перо, чтобы что-то к этому добавить? Или обнаружил, не без ужаса и стыда, что прошлое осталось в прошлом, нет никаких чувств, перегорели, и надо это как-то осознать, с этим жить? Как сказал Пушкин по сходному поводу (о смерти Амалии Ризнич): «Из равнодушных уст я слышал смерти весть И равнодущно ей внимал я…»

Лишь через два года, окончательно перейдя в новую для себя поэтическую эпоху, Языков напишет замечательное прощание с Воейковой, стихотворение ее памяти. (И Александр Тургенев отметит в своем дневнике 19 октября 1831 года: «Слушали до трёх часов утра стихи Языкова о милой “Незабвенной”». А мы прикинем: сколько надо, чтобы прочесть это стихотворение? Оно довольно длинное, но максимум пятнадцати минут хватит. Значит, Языкова заставляли читать его вновь и вновь…)

А пока что… Едва получив известие о смерти Воейковой, Языков с лихорадочной скоростью завершает второй – прощальный – цикл дерптских студенческих песен (22–23 марта, к этому времени письмо из Петербурга от Аладьина от 16 марта наверняка получил, даже если была некоторая заминка на почте). И прежде всего задумывается о собственной смерти. Это стихотворение будет воспринято всеми близкими и друзьями Языкова как завещание – и будет точно выполнено в день его похорон:

Когда умру, смиренно совершите

По мне обряд, печальный и простой,И мне стихов надгробных не пишите,И мрамора не ставьте надо мной……Во славу мне вы чашу круговую

Наполните блистательным вином,Торжественно пропойте песнь роднуюИ пьянствуйте о имени моем.

И без перехода – озорной гимн в честь невесты друга, тоже дерптского студента, Фломаитского, сложенный по его просьбе:

Разгульна, светла и любовна,Душа веселится моя;Да здравствует Марья Петровна,И ножка, и ручка ея!

Такие дифирамбы на заказ Языков писал охотно и с удовольствием, но не очень ими дорожил, для него это было как разыгрывание гамм, чтобы технику не утратить; огромная часть их попросту пропала; а тут Языков не только не дает такому «необязательному», «заказному», «мелкотравчатому» стихотворению сгинуть без следа, но и включает его в окончательный вариант второго цикла дерптских песен, ставя, под номером IV, между песнью-завещанием и «Прощальной песнью» («В последний раз приволье жизни братской…»)