Сыграло свою роль, как ни странно, и письмо Чаадаева в защиту (и от имени) Ивана Киреевского. На некоторые места этого письма обиделся Петр Киреевский, считая, что Чаадаев, воспользовавшись случаем, вложил в уста его брата свои собственные мысли и тем его дополнительно подставил. Отсюда, и самая резкая реакция Петра Киреевского среди всех славянофилов на знаменитое «Первое философическое письмо» Чаадаева, публикация которого вызвала расправу еще похлеще той, которой подвергся Иван Киреевский со своим «Европейцем». Заметим, что сам Языков этого письма читать не стал: он поверил изложению Петра Киреевского и его резко отрицательной оценке и не стал мараться об эту гадость – Петру Киреевскому Языков почти беспрекословно доверял. Иначе бы Языков, конечно, увидел, что Чаадаев призывает не к переходу России в католичество, а совсем к другому. Хомяков-то это понял. Его стихи о необходимости всенародного покаяния – более чем славянофильские стихи – во многом перекликаются с идеями Чаадаева и будто написаны им вслед, в их русле и вдохновленные ими; приведем их целиком, они того стоят – хотя бы для понимания общей атмосферы вокруг Языкова, настроений самых близких ему людей:
Но пока все дружат, все вместе… Вот только Языкову становится все хуже. На фоне истории с «Европейцем» обостряется его болезнь, иногда ноги попросту отнимаются, и брат Петр увозит его в родное имение, где Языков проведет почти безвылазно несколько лет, с 1832 по 1838.
Петр Михайлович, кроме прочего и крупный минеролог, верит в целебные свойства минералов – и потому сразу и с восторгом поверил в только что изобретенную гомеопатию. Он выписывает множество книг по гомеопатии, вовсю лечит брата, следуя их руководствам. Веру брата в гомеопатию разделяет и Николай. Брат – блестящий ученый, он знает, что делает! Николай Языков ждет чуда. Он отчаянно защищает гомеопатию, рекомендует ее друзьям, и, при всей его миролюбивости, люди, не верящие в гомеопатию или сомневающиеся в ней или издевающиеся над ней, сразу становятся его большими врагами.