Николай Языков: биография поэта

«Здесь все слава богу! Альма[на]хов по обычаю не получаю; но, может быть, повестка, здесь прилагаемая, есть Альманах. Аладьин сильно молчит. Книга, для Котла выписанная, оказалась чрезвычайно занимательною и прекрасною – я еще не читал ее, между тем по случаю ее образовались у Маминьки литературные вечера и, кажется, успешнее бывших у Елисаветы Петровны, потому что читание происходит просто, без всяких декламаторских ужимок и соблазнительных переливов голоса по системе Санси. Возвратившийся из Дерпта Татаринов начал брать уроки у Санси во французском языке, на которых уже успело обнаружиться самое грубое и подлое невежество в истории онаго оракула образованнейшей части здешняго дворянства! Краевский почти ежедневно приезжает наведываться о книгах («Черный год»), Петром [Михайловичем] ему обещанных, – сделайте милость, кончите чем-нибудь эту возню!

Да будет известно и ведомо Конторе, что я желаю (хочу?) отправиться в белокаменную и буду сердечно благодарен богу и всем святым его, ежели это желание исполнится поскорее – чем скорее, тем лучше. Мне зевать не надобно: не то может постичь меня судьба Горохова! Червь, во мне живущий, конечно, не помешает: его можно выгнать и там, и едва ли не легче, – а пережидать будет долго, долго и долго. Не знаю, с чего думает П[етр] Мих[айлович], что именно он-то может где-либо задержать меня. В Москве я надеюсь не предаться лени, надеюсь действовать под руководством Погодина и в сообществе Петерсона – людей деятельных и ко мне доброжелательных как нельзя больше. Вот и все. Что же твоя поездка в Питер, Ал[ександр] Мих[айлович] [?]. Надобно ж мне поскорее развязаться с моим именем на пиру земном, решите же меня! Имеяй уши слышати, да слышит!

Для Дельвига написал я стихи, здесь прилагаемые, – плод усилий неимоверных: таков ли был я, расцветая? Впечатления Гармонии усиливаются, впрочем, – все тот же он; все тот же вид, непобедимый, непреклонный! Само собой разумеется, что до приобретения какого-нибудь прозвания в мире политическом мир моей поэтической деятельности должен будет ограничиваться мелочами, а никто не сомневался в моей способности производить важное, торжественное. Замечание Фаддея читал я – что ж делать? Маккавей – поговей, говорит поговорка. Сапоги посылаю; они, кажется, по собственному моему опыту, не выполняют своего предназначения: так же стучат, скрыпят и тяжелы, как обыкновенные общественные, должно было их сделать вовсе равными зеленым. (Деньги за сапоги 20 р[уб.]?).