Николай Языков: биография поэта

Легенду об Ал[ексее] б[ожьем] ч[еловеке] я послал к брату для передачи Вам: это не то, ее должно взять у Петра Киреевского, сличенную со многими списками, и потом уже…»

Содержание писем покажется простым и ясным даже тем, кто не очень знаком с биографиями Пушкина и Языкова – а уж тем, кто хоть сколько-то знает, всё представится понятным от и до и почти не нуждающимся в комментариях. Но стоит чуть-чуть копнуть (даже не копнуть, а так, зацепить слово или фразу при малейшем сомнении, насколько вами понят их смысл), как сразу возникают загадки почти неразрешимые. К природе этих загадок и к попыткам дать хоть сколько-то внятные ответы на них мы потихоньку и двинемся.

2

В середине 1832 года Языков наконец добирается до родного имения, чтобы осесть там надолго, с периодическими вылазками в Симбирск, не далее. Когда Языков и его братья в городе, их особняк становится центром общественной и культурной жизни губернии, многие спешат засвидетельствовать им почтение, увидеть знаменитого поэта, обменяться с ним парой слов.

Языков в это время – в раздвоенном состоянии духа, и настроение его переменчиво. С одной стороны, он счастлив оказаться в родных местах, вдали от суеты и тягот последних лет. Об этом – во многих посланиях друзьям, стихи продолжают оставаться живой летописью его жизни. Едва как следует обосновавшись, он пишет Алексею Вульфу:

…И там, в Москве первопрестольной,

Питомец жизни своевольной,Беспечно-ветреный поэт,Терялся я в толпе сует,Чужд вдохновенных наслажденийИ поэтических забот,Да пил бездействия и лениСвободно действующий мед.Но вот хвала и слава богу!

На православную дорогуЯ вышел: мил мне божий свет!Прими ж привет, страна родная,Моя прекрасная, святая,Глубокий, полный мой привет!Отныне вся моя судьбинаТебе! Люби же и ласкай

И береги меня, как сына,А как раба не угнетай!Даруй певцу приют смиренныйВ виду отеческих лесов,Жить самобытно, неизменноДля дум заветных и стихов!

Про «раба» упоминание – не только и не просто отголосок юношеского вольнодумства и мечтаний о свободе. В этом есть и другой смысл – довольно неожиданный – который мы еще увидим.

Да и с делами творческими все в порядке. Стихи льются рекой, не натужно, а по истинному вдохновению, и – главное – вовсю идет работа над изданием первого сборника. Сборник должен стать очень значительной вехой, и до вехи этой рукой подать.

Языков ведет интенсивную переписку с Комовским, который в Петербурге занимается подготовкой сборника, улаживанием дел цензурных и прочими скучными и заземленными, но необходимыми материями.

Сборник продвигается быстро. Еще 31 августа 1832 года Языков пишет Комовскому:

«Об издании моих стихотворений я не могу сказать ничего решительного, покуда не переговорю об этом с братом Алекс[андром], который возвратится сюда в половине сентября: зане в руце его власть предержащая.»

А уже 14 февраля 1833 года Языков распределяет подарочные экземпляры:

«Получили, получили и благодарим, благодарим! Все хорошо, все красота! Шрифт, бумага, формат, приличные в надлежащих местах виньетки, безошибочность букв и препинаний, словом, все, без малейшего исключения, – превосходно! Я не ожидал явиться в публику в виде столь щегольском, можно сказать, изящном. И вот всем этим я обязан Вам, Вам одному!

Полагая печатание уже законченным и выход моих стихотворений происходящим, прошу вас отдать, кому слелует, список, здесь прилагаемый, для отправления дарственных экземпляров в разные грады российской империи. Еще прошу вас подписать на оных экземплярах: такому-то, такой-то, от автора…»

В прилагаемый список стоит вглядываться и вчитываться очень внимательно.

«…В Петербурге: