«Пишу к вам, пользуясь снисхождением одной любезной соотечественницы, пишу к вам, чтобы испытать память вашу, старой, доброй мой знакомой мой Николай Михайлович; пишу к вам не даром, вы должны мне отвечать, я в конце письма и адрес свой приложу, но того мало, что вы должны мне отвечать, вы еще должны прислать мне непременно что-нибудь вашего сочинения des vers en prose ou de la prose rimée, как хотите, но должно быть писано вашею рукою, – теперь скажу вам по какому случаю: здесь есть одна русская дама, имя ей – но зачем вам знать его? – она хочет похитить у меня один из тех листков, которыми во время оно вы меня награждали; на это я не могу согласиться, и вот почему прошу вас написать что-нибудь; я, отдав вами присланное моей милой даме, тем сохраню в цельности маленькое собрание ваших, часто неизданных сочинений (большим собранием вы не подумали меня подарить!). Написав вам довольно длинное письмо, забавно было бы оставить вас в неизвестности, от кого оно, но я … [будучи-?] доброй христианкою, не хочу вводить вас в грех позабывать своих старых друзей, и скажу вам, что я никто иная, как Мария Николаевна Рейц, урожденная Дирина, дочь Анны Сергеевны Дириной; сию последнюю вы, может быть, не забыли и при ея имени авось вспомните и ту, которая так бегло умела читать почерк ваш и которая, желая вам сердечно всего лучшего, остается доброжелательною вам и всегда преданной
Мария ф. Рейц
P.S. Так как я более двенадцати лет про вас ничего не слыхала, следовательно и не знаю вашего настоящего чина, то пишу на адресе тот, который вы во время нашего знакомства всем прочим предпочитали.
Дерпт 839. Мая 11/23».
Множество вопросов. Во-первых, Языков из письма должен был понять, что Мария Дирина-Рейц не получила его собрания стихотворений в 1833 году: «более 12 лет о вас ничего не слыхала…» – то есть, как раз со времени ее свадьбы 1 мая 1827 года; «большим собранием вы не подумали меня подарить!» – но ведь уехал к ней свежеотпечатанный сборник «большого собрания», с именной дарственной надписью! Не мог Языков не задаться вопросом, что же произошло. Комовский не отправил – но Комовский всегда был очень обязателен? Муж Марии Николаевны – или кто-то другой – перехватил посылку? Если да, то кто, как, зачем и почему? Ведь остальные-то в Дерпте получили, прислали свои отклики. Фон дер Борг даже рецензию в «Дерптской летописи» напечатал: и очень толковую, с глубоким пониманием сути поэзии Языкова. Выходит, и это мимо Марии прошло? Может, отсутствовала или больна была? (Или, действительно… Рейц при имени Языкова напрягался также, как Мойер при имени – или, тем паче, появлении – Жуковского? Не сходная ли история была?)