Можно было бы допустить, что какой-то разговор состоялся 26 сентября 1836 года, когда Александр Михайлович Языков специально поехал в Болдино, чтобы лично пригласить Пушкина на свою свадьбу. Пушкин отказался, сославшись на семейные обстоятельства, и, похоже, его отказ несколько задел Александра Михайловича. (Пушкин – Языкову, 26 сентября 1834 года, письмо передано с Александром Михайловичем: «Я был обрадован в моем уединении приездом Александра Михайловича, который, к сожалению, пробыл у меня несколько часов. Блазнил он меня предложением ехать в село Языково, быть свидетелем его свадьбы, обещаясь употребить меня с пользою – но мне невозможно – жена и дети…») Трудно сказать, что прежде всего двигало Пушкиным, нежелание прерывать очередную болдинскую осень (возможно, чувствовал, что она станет последней), нежелание оказаться «выставочным сувениром» на свадебном торжестве или что-то еще. У меня подозрение – нежелание видеть еще большее физическое угасание любимого им Николая Языкова: сведения о том, что Языкову становится все хуже и хуже, до Пушкина наверняка доходили.
Да, какой-то разговор о сказках при этом был. Александр Языков сообщал позднее, что Пушкин показывал ему «несколько сказок в стихах, в роде Ершова», завершенную историю Пугачева («она недурна, кажется») и «историю рода Пушкиных». То есть, отказываясь от приглашения на свадьбу, Пушкин при этом допустил Александра Михайловича в свою творческую лабораторию, и Александр Михайлович это оценил: если прежде он весьма язвительно высказывается о способности Пушкина написать капитальный исторический труд (в письме Комовскому 21 апреля 1834 года «Пушкин, повидимому, важничает. Странно, как он успел так скоро состряпать историю Пугачева. Верно будет тра-та-та!» – и множество других высказываний), то теперь, хотя бы на время, он допускает, что она «недурна». Доверие Пушкина для него приятно.
Среди всего этого, фраза про «сказки в роде Ершова» всегда вызывала недоуменные вопросы. Единственная сказка, которую Пушкин написал в 1834 году – «Сказка о золотом петушке». К «роду Ершова» ее отнести сложно, хотя бы по достаточно мрачной и жесткой атмосфере (единственное сходство – что и в «Коньке-горбунке» и в «Сказке о золотом петушке» плохой царь гибнет – но и гибель их окрашена в совсем разные тона).
«Конек-горбунок» только что вышел, во время посиделки в Языково он еще не был опубликован. Жар-птица играет в нем такую же важную роль, как и в драматической поэме Николая Языкова – оба произведения создаются на один и тот же народный сюжет. Если возник хоть какой-то разговор о «Коньке-горбунке», то не избежать было и разговора о «Жар-птице», хотя бы, что «…мой брат как раз заканчивает вещь на тот же самый сюжет. Жаль, что его немного опередили…» Александр Михайлович всегда очень переживал за репутацию брата, за любую попытку усомниться в его заслугах первооткрывателя и первопроходца. Но – полное молчание. А Николай Языков потом обронит в письме к Пушкину странно звучащую фразу о своей «Жар-Птице»: «Я вижу, что этот род не может иметь у нас полного развития…»
Совсем вкратце – что последовало дальше. В мае 1836 года Языков еще очень надеется быть на свадьбе своей горячо любимой сестры Екатерины Михайловны с горячо любимым другом Хомяковым. Там, в Москве, как сообщает он в письме, он надеется лично передать Пушкину «Жар-Птицу». В нем еще живет оптимизм: «я был немощен и хил – поправлюсь и исправлюсь».
Новый приступ болезни рушит все его планы. Языков почти не может ходить, медлит и медлит в имении. Можно себе представить, как тяжело он это переживал. И Пушкин его ждет… Екатерина Михайловна, познакомившаяся с Пушкиным и очарованная им, пишет брату 15 мая: «…Весь вечер почти говорил об Вас и непременно обещал напоить Вас пьяными на свадьбе». Даже дату свадьбы чуть подвигают – планировали на начало июня, а происходит венчание лишь 5 июля. Но Николаю Михайловичу становится все хуже. И Пушкин покидает Москву. В конце мая он уже в Петербурге – и, узнав, что Николая Языкова на свадьбе не будет, в Москву не возвращается.
В итоге, мы обнаруживаем колоссальные расхождения в источниках: в одних воспоминаниях говорится, что Язвыков на свадьбу так и не приехал, и «от семьи» на свадьбе присутствует его брат Александр – как всегда, идеальный в роли «свадебного генерала», в других: что он и добрался до Москвы и даже вынужден был задержаться в ней, потому что ему было трудно сразу проделать обратный путь… Один вопрос: если Языков был на свадьбе, то почему он не сам, а через Александра (вместе со стихом об Алексее божием человеке, пересылку которого Языков сопровождает несколько странным комментарием) передал рукопись «Жар-птицы» Пушкину. Хотя, конечно, если Александр как раз отбывал в Петербург, а Николаю Языкову дорога до Петербурга уж точно была непосильна, а Пушкин, уже убежденный, что с Языковым на свадьбе не увидится, в Москву возвращаться не стал…
И Пушкин немедленно печатает «Жар-Птицу» в «Современнике» – первые семь сцен, насколько объем «Современника» позволяет.