Николай Языков: биография поэта

Кстати, получили ли Вы посылку из Ганау? Ее обещал отправить к Вам Копп; это было еще в июле прошлого года, Копп надеялся отдать ее кому-нибудь из русских, его посещающих на возвратном пути восвояси. Жаль, ежели он не нашел верной оказии: эта посылка Вас бы порадовала! Впрочем, она-таки не пропадет: я буду в Ганау в июле, отсюда, накупавшись в волнах морских, отправлюсь опять в Гаштейн, а оттуда опять к Дицу. Мельгунов съездит [?] со мною в Гаштейн: это меня утешает, а там, в Ганау, я как дома, – почти… В Италии мне скучнее, нежели в неметчине, и я то и дело раскаиваюсь, что забрался в эту даль: лекаря здесь дрянные, народ подлый, мерзкий и нищий, скука да и только! Стихи на ум нейдут, когда и соберусь писать – все это не так, как бы на Руси! Жду не дождусь, когда в обратный путь: здоровья, видно, мне уже и во сне не видать, хоть бы домой…

Радуюсь, что Баратынский и Хомяков не оставляют лир своих: не то бы наш Парнас двинулся, как обоз, в котором тысячи немощных калек. Где теперь Баратынский? Если в Москве, то кланяйтесь ему от меня: ведь он, кажется, ездил в Крым!

Прощайте. Будьте здоровы, не ездите на пугливых и бурных лошадях и не встречайтесь с писательницами [?].

Ваш Н. Языков.

Алексею Андреевичу мое почтение. Когда соберусь с силами, напишу к нему послание с вод морских о моей жизни заморской. Меченосцу [то бишь, Петру Киреевскому, главному и непримиримому воителю со станом «западников»] жму руку. Всем Вашим мой поклон. Что же И. В. Киреевский и его повести и пр. дела литературные?»

Потрясающе! Можно сказать, Языков переживает собственную «Болдинскую осень», написано столько и такого уровня, что когда и успел-то, а «В Италии мне скучнее, нежели в неметчине, и я то и дело раскаиваюсь, что забрался в эту даль: лекаря здесь дрянные, народ подлый, мерзкий и нищий, скука да и только! Стихи на ум нейдут, когда и соберусь писать – все это не так, как бы на Руси! Жду не дождусь, когда в обратный путь: здоровья, видно, мне уже и во сне не видать, хоть бы домой…» Да, со здоровьем все хуже, но если то, что сделал Языков, называется «стихи на ум нейдут» и никак он не «соберется писать», то что же понимает он под истинным приливом творческих сил? А как он воспел море у берегов Ниццы, ее пейзажи… «Морская тоня», «Буря», «Морское купание»; да и поглядите, как в послании Каролине Павловой Ницца описана – столько искреннего, сердечного любования краем, где «воздух сладостный как мед»; а «народ подлый, мерзкий и нищий» изображен с большим сочувствием, с пониманием тяжести их опасного труда:

…Что ж ты, дало ль, сине мореРыбакам хоть на вино?

– И скорее звучит осуждение «чистой» публики, богатых отдыхающих с разных концов света:

…Видом моря любоватьсяСобралась толпа гостей.Ей мешают наслаждатьсяРыбаки: бегут за ней,

И канючат, денег просят, —Беднякам из бездны водСети длинные приносятНепитательный доход!

Скажем, прямая противоположность Тютчеву, у которого все наоборот: в письмах и личных высказываниях Ницца для него благословенный край, а в знаменитом стихотворении «О, этот юг! О, эта Ницца…» та же Ницца внутренне отторгается, предстает обителью внутренней боли и страдания.