Николай Языков: биография поэта

Петр Шепелев, Николай Киселев, Михаил Лунин, Алексей Вульф, Александр Татаринов… Перечисление можно было бы и продолжить. К кому-то Языков сперва относится настороженно – первое упоминание о Киселеве довольно кислое, «Не знаю, за что Свербеев прославлял Киселёва как остряка; в нем столь же мало остроумия, как говядины в здешних супах», пишет он брату Александру 20 декабря 1822 года, это потом Пушкин напишет Языкову «Тобой воспетый Киселев»; и Вульф для него сперва невесть откуда свалившийся на голову «приятель Пушкина», а к Пушкину, и, следственно, к его приятелям, надо относиться с недоверием – а с кем-то сходится сразу, искренне и душевно. Постепенно они отдаляются от «немчурной» части русского университета. Русские посиделки, русские гулянки, русские удалые забавы – или, очень по-русски, чтение вслух ночами напролет томов истории Карамзина, один выдохся и начал голос терять, передают книгу другому, читают так, как читают поэзию. И все это отражается в блестящих дружеских посланиях и Киселеву, и другим членам «русского» кружка.

В посланиях к Киселеву лучше всего отображаются настроения Языкова тех лет, где-то переменчивые, а где-то постоянные. Вспомним их одно за другим, в первую очередь – предоставим слово поэту, потому что после этого, по-моему, никаких дополнений и комментариев (лишенных поэтического звука!) не требуется.

Первое, самое раннее:

В стране, где я забыл мирские наслажденья,Где улыбается мне дева песнопенья,Где немец поселил свой просвещённый вкус,Где поп и государь не оковали муз;Где вовсе не видать позора чести русской.

Где доктор и студент обедают закуской,Желудок приучив за книгами говеть;Где часто, не любя всегда благоговетьПеред законами железа и державы,Младый воспитанник науки и забавы,Бродя в ночной тиши, торжественно поётИ вольность и покой, которыми живёт, —Ты первый подал мне приятельскую руку,

Внимал моих стихов студенческому звуку,Делил со мной мечты надежды золотойИ в просвещении мне был пример живой.Ты удивил меня: ты и богат и знатен,А вовсе не дурак, не подл и не развратен!Порода – первый чин в отечестве твоём —Тебе позволила б остаться и глупцом:Она дала тебе вельможеское право

По-царски век прожить, не занимаясь славой,На лоне роскоши для одного себя;Или, занятия державных полюбя,Стеснивши юный стан ливреею тирана,Ходить и действовать по звуку барабана,И мыслить, как велит, рассудка не спросясь,Иль невеликий царь или великий князь…

. . . . . . . . .

…Но ты, не веруя неправедному праву,Очами не раба взираешь на державу,Ты мыслишь, что одни б достоинства должныДавать не только скиптр, но самые чины,Что некогда наук животворящий гений —Отец народных благ и царских огорчений —Поставит, разумом обезоружив трон,Под наши небеса свой истинный закон…

Второе, начала следующего, 1924го, года – когда Киселев отбывает на дипломатическую службу: