Николай Языков: биография поэта

Прекрасно озеро Чудское,Когда над ним светило дняИз синих вод, как шар огня,Встаёт в торжественном покое:Его красой озарена,Цветами радуги играя,Лежит равнина водяная,Необозрима и пышна;Прохлада утренняя веет,Едва колышутся леса;

Как блёстки золота, светлеетИх переливная роса;У пробудившегося брегаСтоят, готовые для бега,И тихо плещут паруса;На лодку мрежи собирая,Рыбак взывает и поёт,И песня русская, живаяРазносится по глади вод.Прекрасно озеро Чудское,Когда блистательным столбом

Светило искрится ночноеВ его кристалле голубом:Как тень, отброшенная тучей,Вдоль искривлённых береговЧернеют образы лесов,И кое-где огонь плавучийГорит на чёлнах рыбаков;Безмолвна синяя пучина,В дубровах мрак и тишина,Небес далёкая равнина

Сиянья мирного полна;Лишь изредка, с богатым ловомПодъемля сети из воды,Рыбак живит весёлым словомСвоих товарищей труды;Или путём дугообразнымС небесных падая высот,Звезда над озером блеснёт,Огнём рассыплется алмазнымИ в отдаленьи пропадёт.

Долгий и упорный труд заканчивается тупиком. Замыслы рассыпаются, Языков устает бороться с неподатливым материалом, сам ощутив, что в этих замыслах есть какая-то глубокая, изначальная фальшь, и толку он не добьется, хоть мурыжь и мусоль их еще десять лет. Он отступается, с одним вопросом, для него остающимся: что значит эта неудача, что он вообще не в силах создать крупное эпическое произведение и для всего света доказать свою высшую поэтическую состоятельность, или он не с того боку зашел, не с того конца взялся, а вообще-то он и после этого провала остается истинным поэтом?

Одно неожиданное последствие имели опубликованные-таки куски во славу Ливонии и во славу Дерпта и Дерптского университета. К тому времени, когда Языков уже окончательно покинул Дерпт, его давний недоброхот Николай Полевой сподобился разродиться очередным выпадом против поэта – эпиграммой, в которой назвал его «Пырей Ливонии удалой», что Языкова скорее рассмешило, чем обидело. «Полевой все еще пристает ко мне со своими глупостями: в 8-м № он, как говорят, меня именует Пыреем Ливонии удалой» (брату Александру, 26 мая 1830 года из Москвы).

Глава третья

Щит Олега

Итак:

Важные события как внешней, так и внутренней жизни Языкова предшествовали его встрече с Пушкиным (можно сказать, предопределяли как ее неизбежность, так и ее характер) – и в особое время, при особых обстоятельствах эта встреча в итоге произошла.

Еще раз выделим основное:

Многое, очень многое тянет Языкова в сторону Пушкина, и собственные поэтические искания, и большая личная дружба с людьми пушкинского круга, прежде всего с Дельвигом и Алексеем Вульфом, и… и… и…;

Но стремление быть верным своему поэтическому лагерю, и прежде всего Рылееву, своему проводнику и наставнику, продолжает его от Пушкина отвращать. С 1824 на 1825 год между Пушкиным и Рылеевым складываются особо напряженные отношения, при всех внешних изъявлениях дружелюбия. И если ближайшему другу Рылеева Александру Бестужеву Пушкин и «Войнаровского» похваливал, и максимум критики позволил себе в фразе «Кланяюсь планщику Рылееву, как говаривал покойник Платов, но я, право, более люблю стихи без плана, чем план без стихов» (в письме от 30 ноября 1825 года), то в письмах близким людям – Вяземскому и Жуковскому – Пушкин не стеснялся; тут и «Цель поэзии – поэзия… Думы Рылеева и целят, а все невпопад»; и «…Думы дрянь и название сие происходит от немецкого dumm [глупый], а не от польского, как казалось бы с первого взгляда»; надо полагать, друзья прилюдно пересказывают пушкинские отзывы, не видя причины их скрывать, и до Рылеева явно доходят самые резкие замечания Пушкина, потому что он жалуется в послании Бестужеву:

Хоть Пушкин суд мне строгий произнесИ слабый дар, как недруг тайный, взвесил…