Николай Языков: биография поэта

«Душа моя, как перевести по-русски bévues [ляпы, промахи, ошибки]? – должно бы издавать у нас журнал Revue des Bévues [Обозрение промахов, ляпов]. Мы поместили бы там выписки из критик Воейкова, полуденную денницу Рылеева, его же герб российский на вратах византийских – (во время Олега герба русского не было, а двуглавый орел есть герб византийский и значит разделение Империи на Западную и Восточную – у нас же он ничего не значит)».

В мае 1825 года он повторяет в письме самому Рылееву:

«Ты напрасно не поправил в Олеге герба России. Древний герб, святой Георгий, не мог находиться на щите язычника Олега; новейший двуглавый орел есть герб византийский и принят у нас во время Иоанна III, не прежде. Летописец просто говорит: Также повеси щит свой на вратех на показание победы».

Кроме того, Пушкин использует формулировки из письма брату для отшлифовки примечания к «Песни о вещем Олеге», с которым он думал сперва печатать это произведение. К строке «Твой щит на вратах Цареграда» он делает сноску:

«Но не с гербом России, как некто сказал, во-первых потому, что во времена Олега Россия не имела еще герба. Наш Двуглавый орел есть герб Римской империи и знаменует разделение ее на Западную и Восточную. У нас же он ничего не значит».

Еще подумав, Пушкин примечание снял. Но формулировка «ничего не значит» возникает у него еще раз, в другом письме брату, которое он отправляет из Кишинева 30 января 1823 года – будто ему важно закрепить внимание брата на этой формулировке, повторив ее не единожды. С расчетом, что «Лайон, мой курчавый брат» перескажет ее другим людям, если вдолбить ее в его память? И вновь эта формулировка относится к Рылееву, причем в контексте, в котором Рылеева как поэта совершенно спокойно можно было и не поминать. Пушкин ругается, что в его стихотворении, напечатанном в альманахе Рылеева и Бестужева «Полярная Звезда на 1823 год» допущена грубая искажающая опечатка в строке про тревожных дум, слово, употребляемое знаменитым Рылеевым, но которое по-русски ничего не значит.

Пушкин как бы идет по нарастающей: от простой констатации факта, что герб ничего не значит, он переходит к обобщению: вся поэзия Рылеева ничего не значит; только так может отложиться в сознании собеседника мысль о том, что основополагающее для Рылеева слово, на котором он строит самую важную для него вещь – поэтическую историю России, есть пустое место.

Да, Пушкин широко размахнулся! Может, он не совсем логичен и не очень справедлив, давая волю своему раздражению?

Но давно стало общей истиной, что если Пушкин что-то настойчиво повторяет два раза – он это продумал очень тщательно, горячки не порет и хочет, чтобы слушающие или читающие увидели за этим повторением особый смысл.

Нужно понять, что именно вызвало такое резкое сопротивление Пушкина. Ну, тот ли герб, этот – вроде, не причина, чтобы выстраивать против Рылеева боевые порядки и еще несколько раз высказываться о его поэзии так, что Рылеев глубоко возмущен и огорчен.

Здесь нам опять может помочь Языков. После «Олега» Языков пишет еще одну балладу тем же размером; трех– и четырехстопный амфибрахий, отсылающий нас к «Песне о вещем Олеге» и к собственному стихотворению Языкова на эту тему; само название этой новой баллады подсказывает, где следует искать, «откуда уши растут» – «Кудесник»; здесь припомним, что у Пушкина только сам «мудрый старец» называет себя «волхвом», а Олег упорно и до конца именует его только «кудесником»; Языков уже в названии четко обозначает угол зрения, мы не должны думать о «кудеснике» как о «волхве»: