Тем более, что идиллическая и светлая картина похорон Олега, оставившего после себя цветущее государство, входит в контраст с достаточно скупым, напряженным и затуманенным фоном второй баллады. Просто представить: серый берег северной реки, яркими взрывными пятнышками кровь на топоре князя и в седых космах кудесника, в стороне, третьей точкой вытянутого треугольника, собирающего картину – золотой крест святителя, причем золото бледнее двух алых пятен, оно ж на расстоянии, чуть приглушено самой атмосферой, даже если прямой туманной дымки нет – «какой сумасшедший Суриков» сумеет написать такое со всем напряжением и выразительностью?
Благодатная языческая Русь словно «проваливается» в христианство, теряя свою энергию света и свою «самость»?
Не так все просто.
Прежде, чем двинуться дальше, одну вещь отмечу – азбучную и для Языкова и для каждого его читателя-современника. Язычник Олег живет в царстве железной необходимости и неизбежности – то, что с древних времен называется роком, он «запрограммирован» на исполнение любых предсказаний и вырваться из колеи не может. Христианин Феодор живет в царстве свободы, где по молитве и покаянию любые, самые истинные, предсказания можно от себя отвести, запрограммированность жизни и железная неизбежность – рок – отменяются.
Разумеется, в наши дни многие могут посмеяться и поерничать, да и попросту отмахнуться: да не лезьте вы со своим «царством свободы», все это беспомощные выдумки… дальше с разных позиций может быть обоснование. Кто-то заговорит про парапсихологию, а то и про астрологию, что есть такие возможности предвидения будущего, экспериментально доказанные, которых никакая молитва не перешибет. Что человек, «считывающий энергетические поля мироздания», увидел, то и будет, и на спасительную молитву уповать – себя обманывать. Кто-то заговорит о том, что волховские предсказания – такой же вздор, как и молитва, а если кто-то предсказывает правильно – значит, он хорошо знает законы социологии, экономики, физики и химии (биофизики, биохимии, психологии, психосоматики…) и может с помощью переведенных в математические символы формул проследить, как сработают эти законы в ближайшем и не очень будущем. Кто-то… Да вариантов можно на несколько страниц набрать. Поэтому скажем просто: есть убеждения, для тех или иных поколений впитанные с молоком матери, и то, что для нас требует дополнительных доказательств, для Языкова и его современников в доказательствах не нуждалось. Вот и все. Я имею в виду лишь исторические реалии, и ничего более, когда говорю о том, что люди такого-то времени верили в защищенность «царством свободы» от «царства неизбежности».
(Тут могут сразу же вопрос за вопросом начать задавать, начиная от вопросов о судьбе самого Языкова и кончая вопросом о том, почему Пушкин, если он ощущал себя в «царстве свободы», верил предсказанию гадалки, что он погибнет «от белой лошади или от белого человека» – и разве ж это предсказание не сбылось?.. Поверьте, ответы есть – но давать все ответы, это совсем другую книгу писать. Один лишь намек подкину, для тех, кто готов рыть и искать самостоятельно и самостоятельно просеивать горы книг и других источников: почему с самого его венчания в феврале 1831 года, – максимум с мая 1831 года, – у Пушкина в обязательном ежедневном меню появляются зеленые пюре, из шпината, щавеля и других трав? Вроде бы, я говорю про то, что «в огороде бузина, а в Киеве дядька» – но на самом деле тут достижим ответ очень толковый и многое объясняющий.)
Разумеется, в каждом поколении существует конфликт отцов и детей, так или иначе проявляющийся, и в каждом поколении немало находится таких, кто готов подставить под сомнения верования отцов, просто потому, что они – отцовские. И очень часто опору ищут в верованиях дедов, а то и прадедов. (Мы еще увидим, как парадоксальным с виду образом прослеживается тесное родство между запретным сочинением деда, «О повреждении нравов на Руси» князя Щербатова, и запретным сочинением его внука, «Философическими письмами» Чаадаева.)
В общем, когда кто-то стремится вперед, а кто-то назад, считая старые образцы, временем испытанные, самым крепким фундаментом для возведения собственных зданий, то и возникают «новаторы» и «архаисты», в том числе и в литературе; то есть, в принципиальном отношении к языку и слову, в рабочих установках на освоение слова и языка поэзии и прозы.