Николай II. Отречение которого не было

Прокомментируем рассказ Рузского. Тем, кто хорошо знал императора Николая II или кто пытался постичь его, совершенно ясно, что выше приведённые слова царя придуманы. Император Николай II был чрезвычайно замкнутым человеком. Его внутренний мир был наглухо закрыт для постореннего взгляда. В общении с людьми Государь был учтив и любезен, и многими это принималось за доступность. Однако как только кто-нибудь пытался переступить определённую грань, пытался как-то сблизиться с ним, встать на одну доску, или пытался обсуждать вопросы, его не касающиеся, такой человек немедленно ставился императором на место. А. Д. Протопопов на допросе ВЧСК говорил: «Нужно сказать, что царь бывший, он ужасно мало говорил. Он был очень мил, любезен. Но про дела никогда не говорил сам. Он скажет: «да», «так», «я думаю». Он очень был осторожный на слова человек, очень осторожный»[1218]

.

Представить себе, чтобы осторожный на слова, замкнутый Государь вдруг начал бы жаловаться Рузскому, что приносит России несчастья, что он рождён для несчастья и так далее — невозможно.

Очень странными, и даже нелепыми, кажутся приписываемые Николаю II слова о том, что его «не поймут старообрядцы и обвинят казаки». Почему вдруг царь выделяет именно эти две группы населения? Получается, что его вовсе не волновало, что скажет весь остальной русский православный народ, крестьянство, офицерский гвардейский корпус, Церковь? Могли сказать такие слова Николай II в таком контексте? Конечно, нет! Но вот с учётом того, что ведущую роль в перевороте играло так называемое «старообрядчество», которое во многом опиралось на беспоповские раскольничьи секты среди казачества, можно предположить следующее: а не были ли эти слова приписаны Государю с особым смыслом, чтобы чётко обозначить, кем были авторы этого «отречения»?

Вернёмся, однако, к воспоминаниям участников событий. Генерал С. С. Савич, который почему-то пишет о себе в третьем лице, вспоминал: «Приехали на вокзал около двух с половиной часов дня 1 марта, и все трое немедленно были приняты Государем в салон-вагоне столовой императорского поезда. Кроме Государя и их, никого не было, и все двери были закрыты плотно. Государь сначала стоял, потом сел и предложил всем сесть, а оба генерала всё время стояли навытяжку. Государь курил и предложил курить остальным. Рузский курил, а генералы не курили, несмотря на повторное предложение Государя. Рузский предложил для прочтения Государю полученные телеграммы, а затем обрисовал обстановку, сказав, что для спасения России, Династии сейчас выход один: отречение его от престола в пользу Наследника. Государь ответил: «Но я не знаю, хочет ли этого вся Россия». Рузский доложил: «Ваше Величество, заниматься сейчас анкетой обстановка не представляет возможности, но события несутся с такой быстротой и так ухудшают положение, что всякое промедление грозит непоправимыми бедствиями. Я вас прошу выслушать мнение моих помощников, они оба в высшей степени самостоятельные и притом прямые люди». Это последнее предложение некоторыми вариациями Рузский повторил один или два раза. Государь повернулся к генералам и, смотря на них, заявил: «Хорошо, но только я прошу откровенного мнения»[1219]

.

Как видим, Савич путает даты: описываемые им события происходили 2-го марта, а он пишет — 1-го. Далее, исчезают слова Рузского о недоверии царя к нему, а появляется грубый натиск главкосева на Николая II: «заниматься анкетой сейчас не время». Пропадают любые упоминания о старообрядцах и казаках, а появляются слова царя о «всей России».