Никто не будет по ней скучать

Она подняла бокал, сделала еще глоток и почти поперхнулась при виде появившейся из-за угла машины. Патрульной машины бостонской полиции, голубой с белым, которую ни с чем нельзя перепутать даже с выключенными мигалками. Она сидела неподвижно, пока та проехала мимо дома, и с облегчением вздохнула, когда машина поехала дальше – но нет. Она крепко сжала ножку винного бокала, задышала чаще, сердце заколотилось в груди, когда машина развернулась и остановилась перед следующим домом. Она поборола желание встать, переместиться к другому окну, чтобы лучше видеть. Она думала, что у нее больше времени, но наверняка наступит момент: дверца машины откроется, выйдет полицейский и вскоре послышится стук в ее дверь. Нет времени думать, планировать; настало время лгать.

Машина припарковалась в тени под деревом. Она могла разобрать темный силуэт мужчины – или, может, высокой женщины – за рулем, но ничего больше. Она ждала движения, звука открывающейся дверцы, поблескивания полицейского значка. Прошло тридцать секунд. Минута. А затем проблеск: в машине появился мягкий свет, когда человек достал телефон из кармана.

Она сжала зубы. Она хотела, чтобы все закончилось. Он что, собирался сидеть, наблюдая? Выжидая? Чего? Может быть, ордера, разрешения от кого-то свыше? От этой идеи ее кожа покрылась мурашками. Это параноидальная мысль, продукт чувства вины – но что, если это не так? Если они уже заподозрили достаточно, чтобы получить ордер на обыск, и если у них уже хватает доказательств для него…

– Черт, – прошептала она. Она уже прошлась по дому, заправив кровать, оглядев поверхности, отмечая, что явных следов присутствия ее мужа не было, но если дом заполонит полиция, кто знает, что они найдут? Ей придется предполагать худшее и воспользоваться всем оставшимся временем.

Она заставила себя сделать несколько глотков вина – медленно, делая длинные паузы, чтобы пролистать фотографии незнакомцев в Инстаграме. Если мужчина в полицейской машине наблюдал, он увидел заскучавшую домохозяйку, прилипшую к телефону; может, он мог даже различить быстрое движение ее большого пальца, пока она листала, нажимала дважды, листала дальше. Под ее пальцем расцветали маленькие сердечки, но изображения были размытым пятном. Вино казалось безвкусным. Она сфокусировалась на своих мыслях, зная, что теперь все зависит от нее. Это становилось привычным ощущением – крепкий коктейль страха, возбуждения и решимости. Она уже знала, что предпримет необходимые шаги. Она сделает все, чтобы защитить свое. Своего мужа. Свое будущее. Свою жизнь. Она всегда была изобретательной, но прошедшие сутки раскрыли в ней что-то более глубокое, темное, яростное. Внутри нее была другая женщина со стальными нервами и острыми клыками, которая показала себя в критический момент и взяла все под свой контроль. Коварная и жесткая, осторожная и методичная, готовая на все – чего бы это ни стоило – ради выживания. Эта женщина была ее проводницей прошлой ночью, шептавшей ей на ухо, когда она спустила курок.

Когда она орудовала ножом.

Когда она бросила изувеченный кусок мяса и хрящей в измельчитель мусора и осторожно включила, а затем выключила его локтем.

Именно холодный, злой голос ее альтер эго посоветовал ей ступать осторожно, избегая пятен крови, когда она побежала в туалет, где ее вырвало.

Ее большой палец остановился над экраном телефона. Воспоминание о прошлой ночи, когда она босиком пробежала от спальни на кухню мимо больших капель крови, тянущихся дорожкой, померкло; на его месте появилось более свежее, сопровождаемое ощущением, что в нем скрыта важная деталь. Свет позднего утра, льющийся сквозь окна, ее муж, выходящий в коридор с только что подстриженными волосами и кусочками туалетной бумаги, приклеенной к выбритому лицу. Она поняла мгновенно, вспомнив его слова.

– Порезался, – вот что он сказал. – Теперь будет кровоточить весь день.

Кусочки окровавленной туалетной бумаги в мусорке в ванной, щетина в раковине: вот что она упустила, что требует безотлагательного внимания. Значит, она начнет с ванной. Смоет в унитаз что сможет, а остальное похоронит в кухонной мусорке под кофейной гущей – и у нее в голове мелькнула еще одна картинка: две недавно использованные кофейные чашки, стоящие бок о бок в раковине. Ее могла остаться, но его нужно вымыть, высушить и убрать. Она должна сменить постель, на которой они спали, просто на всякий случай. Протереть поверхности, к которым он мог прикасаться. Она должна стереть все его следы, остатки дневных действий, ужасов прошлой ночи. Следы останутся только в ее памяти.

И еще в нескольких местах, съязвил голос у нее в голове, и ее пальцы невольно потянулись к груди. Она сжала руку в кулак достаточно крепко, чтобы ощутить боль от впившихся в ладонь ногтей. Она почти об этом забыла, пыталась забыть, и потрясенно поняла, что ей почти удалось. Рана кровоточила, но не сильно. Она уже даже не болела. Скоро она затянется. Она покроется коркой, затем превратится в шрам, а потом в конце концов исчезнет и он. Словно ничего и не было.