Никто не будет по ней скучать

Он догнал меня на том же участке дороги, когда я с трудом взбиралась на холм, а рубашка липла к спине. На том же месте, где пять лет назад я бросила свой рюкзак на обочине и бросилась бежать от преследовавших меня мальчиков. На этот раз я не убежала. Я повернулась на звук приближающейся машины. Я остановилась, когда его пикап приблизился, замедлилился и замер. Я позволила ему взять меня за руку и смотрела ему в затылок, покрытый влажными от пота густыми волосами над воротником форменной куртки, пока он уводил меня в лес. Последним, что я увидела, прежде чем поцеловать его, была та же старая охотничья хижина с осевшими и гниющими стенами.

Мы встречались в лесу, пока не похолодало, а потом переместились в кузов его пикапа со спальным мешком, а позже и на переднее сиденье, когда пришла зима. Запотевшие окна, наши тела, скользкие от пота, слюны и секса, включенный на полную обогреватель и тихо играющее радио. Всегда в заброшенных местах. Никто никогда не видел на вместе; никто не знал. Это был еще один наш секрет. По крайней мере, так я говорила себе. Даже в самые холодные ночи он высаживал меня у дороги, не довозя до двери дома. Я была так опъянена восторгом, поэтому долго не понимала, что Дуэйн воспринимал это совсем не так. То, что для меня было захватывающим тайным романом, для него было постыдным секретом, о котором никто не должен узнать. Не понимала, что для него я была позором. Девушкой со свалки. Грязным секретом.

Пока все не изменилось. Пока я не сделала наш секретик слишком большим, чтобы его не заметить. Технически я не солгала. Я сказала ему, что принимаю противозачаточные, и это было правдой, я ездила за ними в соседний округ и прятала упаковку глубоко в своем ящике для носков. Я принимала их по инструкции.

А потом перестала. Я не знаю почему. Это было так просто – чего-то не делать и не говорить никому об этом. Не то чтобы я не знала, что произойдет. Я прошла уроки полового воспитания, как и все остальные, и прекрасно понимала, как это работает. Я знала. Просто когда чего-то хочешь, знания отходят на второй план. И я хотела этого. Не ребенка, но признания. После всех ночей, когда я брела домой в темноте, все еще ощущая произошедшее между ног, с покрасневшим и текущим из-за холода носом, я просто хотела, чтобы он встал рядом со мной при свете дня и сказал: «Да, я с ней». Я знала, что нравлюсь ему. Я хотела нравиться ему на виду у других людей.

Мне казалось, это потому, что я любила его. Но дело было не только в этом. В какой-то момент я снова начала выдумывать истории. Их я рассказывала себе, возвращаясь к трейлеру после встреч с ним, и у всех были самые сопливые, глупые концовки, которые вам доводилось слышать. Потому что если бы я стала девушкой Дуэйна, им пришлось бы меня заметить. Им пришлось бы признать, что я не мусор, что они ошибались, что зря судили меня. Я была постыдным секретом Дуэйна, но вот вам мой: когда тебя всю жизнь отвергали, больше всего на свете ты хочешь не сбежать. Ты хочешь, чтобы тебя приняли. Чтобы все обняли тебя, приветствуя в своем особом клубе, где для тебя приберегли особое место. И мечтала ли я о «жили долго и счастливо»? О том, что мы построим жизнь вместе, о маленьком домике с кружевными занавесочками, о том, что буду женушкой с ребенком на руках, целующей мужа перед тем, как он уйдет на работу. Представляла ли себе, как мы приходим вместе на барбекю в самый жаркий период августа, где улыбающиеся одноклассники обнимут меня, похлопают Дуэйна по спине и скажут: «Отлично, парень», восторгаясь нашим ребенком…

Ну конечно.

Потому что я гребаная идиотка.

На самом деле случилось вот что: я рассказала Дуэйну о своей беременности, увидела, как вся кровь схлынула с его лица, и поняла, что совершила ужасную ошибку. Та фантазия, жаркий летний день и ребенок в маленькой распашонке, замерла и со звоном разбилась на миллион блестящих осколков. К тому времени, как я добралась домой, новости меня опередили, и папа уже ждал меня с таким лицом, которого я никогда раньше не видела.

В тот вечер мы много чего наговорили друг другу. О некоторых вещах я не могу думать до сих пор. За годы своей жизни я была своему отцу поддержкой, неожиданностью, ответственностью. Но тогда я впервые стала разочарованием. От боли в его голосе я сделала бы что угодно, чтобы все исправить – вот только это было бы еще хуже. Когда я сказала слово «аборт», он обхватил мое лицо руками.

– Моя девочка, – сказал он. – Со дня твоего рождения не было ничего, что я бы для тебя не сделал. Слышишь? Я бы убил за тебя. Я бы пожертвовал своей жизнью. Но это… – Он замолчал, сжимая губы и сдерживая эмоции. – Я не смогу с этим смириться. Это невинная жизнь. Поэтому выбирать тебе, девочка. Я не буду тебя останавливать. Даже если бы мог, я бы не стал, потому что ребенок внутри твоего тела и право на выбор – твои. Но это неправильно, Лиззи. Это я точно знаю.