Никто не будет по ней скучать

Правда в том, что я не спешила это принимать. Все это время я представляла себе другое развитие событий. Я думала, как это может кончиться: с Дуэйном в тюрьме или, может, даже мертвым, если бы полиция приехала в плохой момент или если он был бы достаточно глуп, чтобы потянуться за ружьем. Со мной, стоящей в одиночестве посреди нашего хлипкого домика и глядящей на продавленный в диване ров, где по вечерам растягивался мужчина, которого я обещала утешать и оберегать в радости и горе. Я представляла взгляды, перешептывания, злость, если его отправят в тюрьму, а я останусь на свободе. Они бы сказали, что это я его довела. Сказали бы, что ему нужно было убить и меня. Может, полиция мне и поверит, возможно, поверит даже суд присяжных, но мои соседи? Никогда. Могла ли я остаться в Коппер Фолз после такого? И если бы я уехала, куда мне деваться? Я представляла, как пытаюсь начать новую жизнь: без денег, образования, почти в тридцать лет, в месте, где никто не знал моего имени, и потом поняла, что после случившегося здесь такого места не будет. Куда бы я ни поехала, я буду той же. Блудницей со свалки. Деревенской сукой. Улизнувшей от правосудия после того, как ее муж убил двоих людей. Адриенн была права: это была чертовски хорошая история. Только в отличие от нее я не получу предложения написать книгу о моем опыте выживания, не буду расхаживать по ток-шоу. Я не из тех девушек. Я все еще слышала ее слова, правду в них, отдающуюся у меня в голове.

Посмотри на меня, сказала она. Посмотри на меня и посмотри на себя.

Я взяла нож и принялась за дело.

Дуэйн не забывал точить лезвие. Родинка под моей грудью отделилась со вспышкой такой резкой и сильной боли, что я охнула. В одно мгновение она была частью меня; в другое это был просто маленький, черный кусок, зажатый между моими указательным и большим пальцами, не оставивший после себя ничего, кроме тупой пульсации. Я беспокоилась, что пойдет кровь, но ее почти не было. Я хранила банку суперклея в одном из кухонных ящиков; тем летом я клеила им отбившуюся ручку на любимую чашку Адриенн. Хватило одной капельки, чтобы родинка приклеилась – вместе со сплетнями, распространявшимися всю мою жизнь. Я вспомнила о мальчиках, гнавшихся за мной по лесу все те годы назад, вздернувших мою футболку и рассказавших всем, что находится под ней. Унижение от того момента никогда не покидало меня, но теперь я была за него благодарна: это упрощало мне задачу выдать чужое тело за свое. Я стащила кольцо с бриллиантом с ее окровавленного пальца и заменила его своим простым золотым ободком. Отошла назад, закрыла глаза, вдохнула. Мое сердце стучало, но в мыслях царило жутковатое спокойствие. Я потянулась к выключателю. Для следующего этапа мне нужно было видеть отчетливо.

Посмотри на меня и посмотри на себя.

Я включила свет и посмотрела.

Красноватый оттенок ее волос с легкостью мог сойти за мой цвет. Ее тело было не совсем таким же, торс длиннее, груди округлее, но это едва ли имело значение, когда никто, кроме Дуэйна, не видел меня обнаженной много лет. На пальцах ног у нее был лак оттенка, которого у меня, кажется, не было, но кто будет проверять? Особенно если они будут уверены, что это я, а я не сомневалась, что так и будет. Родинка на месте. Одежда совпадает. Она была бледной, как я. Голубые глаза, как у меня. Выстрел нанес слишком большие повреждения, чтобы все, что было ниже, имело значение. Хотя ее нос… я прищурилась. Почти. Может, чуть более вздернутый. Разница едва заметна. Нужно было очень пристально всмотреться. Я была почти уверена, что никто не заметит.

Нельзя рисковать с «почти».

Я скривилась. Поколебалась.

Мясо, подумала я. Это просто мясо.

Закончив, я набросила на нее покрывало, стараясь не размазать кровь вокруг, следя за каждым шагом. Слушая расчетливый голос в моей голове, говоривший мне действовать быстро, тщательно, осторожно.

Я включила измельчитель мусора локтем: никаких отпечатков пальцев.

Я подняла сиденье унитаза, прежде чем выблевать.

Я смыла дважды, долив целый стакан «Хлорокса» на всякий случай.

Повернувшись, я увидела платье-комбинацию с длинными рукавами, висящее изнутри двери ванной и пару ботинок для верховой езды, аккуратно оставленных рядом с сумкой Адриенн: вещи, в которых она приехала. Я надела все, включая нижнее белье, засунутое в боковой карман. Мне жали только ботинки; ее кружевные стринги плотно обхватили мои бедра, грудь удобно уместилась в чашках ее бюстгальтера. Платье легко застегнулось и село, приятно ощущаясь на обнаженных бедрах. Я бросила свои вещи в корзину для белья, чтобы любой наблюдатель решил, что я сделала то же, что и она: приехала в дом теплым осенним днем, переоделась в купальник, чтобы понежиться в остатках солнечного света. Все следы пребывания Адриенн отправились в ее сумку, а на ее месте я оставила свою.